Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

В запе мы учились целым авиаотрядом до начала 1943 года. Эти «пять полетных часов» растянулись на­долго. Летали редко, поскольку были серьезные про­блемы с ГСМ. Все же на фронт шло. Да и самолеты по­износились капитально — не столько летали, сколько ремонтировались. Не поверишь, но в месяц выходило слетать раза два, не чаще.

Ну вот, налетали мы 5 часов, после чего решили от­правлять нас на фронт. Я еще немножко повозмущался: «Куда меня на фронт?! Я же ни разу не стрелял!» — а мне инструктор и говорит: «Захочешь жить — сразу стрелять научишься!»

В начале 1943-го вызывают нас в Москву (помню, что Главное управление ВВС тогда было в здании Ака­демии им. Жуковского) целым авиаотрядом и распре­деляют по фронтам. И наконец в начале весны (кажет­ся, в марте) 1943 года я попадаю на Юго-Западный фронт (потом его переименовали в 3-й Украинский), причем не куда-нибудь, а именно на «свой» аэродром Чугуевского авиаучилища, на котором я начинал как во­енный летчик, на хутор Благодатный. Вот такой «кру­жок» получился.

Распределили меня в 867-й иап. Полк был выведен из-под Сталинграда на пополнение и переформирова­ние. После сталинградских боев остались от полка рожки да ножки — комполка погиб, из трех командиров эскадрилий уцелел один, из девяти командиров звень­ев выжили трое или четверо, из рядовых летчиков оста­лось двое или трое. (Больше в течение всей войны наш полк таких потерь никогда не нес.) На тот момент, ко­гда я прибыл в полк, его командиром стал Семен Леон­тьевич Индык [Индык Семен Леонтьевич, подполковник. Воевал в составе 194-го иап, 291-го иап. Командир 107-го гиап (867-го гиап) с декабря 1942 г. до конца войны. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 93 боевых вылета, в воздушных боях сбил 8 самолетов про­тивника. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (четырежды), Красной Звезды, медалями]. Фактически полк восстанавливали зано­во, пополнили очень серьезно, причем пополнили не только летчиками-сержантами (каким был и я), но и летчиками — младшими лейтенантами (с конца 1942 года из авиаучилищ летчиков стали выпускать младшими лейтенантами). Ничем эти ребята от нас не отличались, ни по мастерству, ни по уровню подготов­ки, но они офицеры, а мы только сержанты. Надо ска­зать, что мы, молодые, уже начали потихоньку воевать, когда в полк стали приходить и летчики с боевым опы­том. Нас пополнили «стариками», как вернувшимися из госпиталей, так и просто переведенными из других полков. Благодаря этому мы стали летать на боевые за­дания под их руководством, и многие «молодые», в том числе и я, быстро подтянулись до вполне приличного боевого уровня. Так что к битве на Курской дуге наш полк имел уже вполне качественный боевой состав.

Мой первый боевой вылет был в составе пары, на Як-7Б, с таким же необстрелянным, как я, младшим лейтенантом. Он — ведущий, я — ведомый. Меня и по­ставили к нему только потому, что я хорошо знал мест­ность: «Кожемяко, ты же с этого училища. Знаешь рай­он, не потеряетесь. Лети». Вот и полетели два желторо-тика. У обоих боевого опыта — ноль. Конечно, надо было пару комплектовать с опытным, повоевавшим летчиком, но тогда взять опытного было неоткуда.

Задание было такое: уничтожить позицию наблюда­теля. Возле станции Коробочкино, на господствующей высотке, наши войска засекли наблюдателя — в замаскированном ветками окопе блестела какая-то оптика. Окоп был в глубине немецкой обороны — видимо, по­этому поразить наблюдателя артиллерией не удава­лось. А вреда, судя по всему, этот немец наносил нема­ло, поскольку со своей позиции просматривал не толь­ко весь наш передний край, но и наш аэродром. Вот и пришел приказ уничтожить позицию наблюдателя па­рой истребителей.

«Мой» младший лейтенант решил с заданием по­кончить быстро и просто — сразу после взлета и набо­ра высоты рванул по прямой, прямо на цель. Я, естест­венно, за ним. Перелетаем передний край, и лейтенант тут же в пике на этот окоп (я остался повыше, чтобы контролировать воздушное пространство). Пикирует, а огня не ведет. Может, оружие отказало, а скорее всего, от волнения с предохранителя забыл снять. Теперь уже не скажешь, почему не сделал он ни одного выстрела, а вот немцы сделали — как дали по нему «эрликоны» (20-мм зенитки), так он, не выходя из пике, упал и взорвался!

Я из зоны зенитного огня выскочил, дух слегка пе­ревел. И задаю себе вопрос: «что мне делать?» Один остался — спросить совета не у кого. Потом решил: раз приказа никто не отменял, надо выполнять задание. Сделал небольшой кружок, зашел со стороны немецко­го тыла. Спикировал я на этого наблюдателя (окоп и че­ловек в нем сверху просматривались очень хорошо), пропорол наискосок эту «яму» длинной очередью из пушки и пулеметов и на полном газу к своим. Только один заход и сделал. «Эрликоны» по мне тоже пальну­ли, но не попали. Прилетел, доложил, как погиб мой ве­дущий. Вот такой первый вылет. И ведь мы знали, что там есть зенитки! Но неопытность подвела.