Читаем Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945. полностью

Что касается самой техники прикрытия. На девятку «бостонов» выделялось 6, максимум 8 истребителей. Если летел Полбин, то тут истребителей побольше. А как же? Генерал! Обычно мы шли на 300—400 метров выше бомберов. Справа пара. Слева пара. Сзади па­ра — это непосредственное прикрытие. Обязательно выделялась ударная группа, которая шла с превышени­ем 500 метров.

Штурмовиков прикрывали на их скорости, редко ко­гда делали «качели». Обычно «Фокке-Вульфы-190» сни­зу лезли, а «мессершмитты» сверху валились, но тоже не всегда. Все зависит от обстановки. Я не видел, что­бы у немцев была какая-то определенная тактика атаки именно штурмовиков. Правда, они никогда не напада­ли, если были в меньшинстве. Иногда видишь, что мимо пролетела пара. Ну, я тогда думал, что они на разведку пошли, потому и в бой не вступают. Нам-то, когда мы вылетали на разведку, категорически запре­щалось вступать в бой. Главное — привезти разведдан­ные; даже если они атакуют, то ведешь только оборони­тельный бой. У меня 31 воздушный бой, а сбил только четыре. Так вот сейчас мне кажется, что ни на какую разведку немцы не ходили — просто не решались ввязываться.

Второго я сбил при следующих обстоятельствах. Это под Сальноком было, в Венгрии. Вылетели тремя парами. У каждой было свое задание: пара Решетова шла на разведку аэродрома, моя — на шоссейную до­рогу, а Костылина Ивана — на сосредоточение танков. Договорились, что до линии фронта идем шестеркой. Доходим до линии фронта, а в это время наземный представитель (тогда был Еремин) говорит: «Решетов, Кривошеев, ко мне, в такой-то квадрат на 1200, а Кос-тылину — продолжать выполнять задание». Штурмови­ки пришли, а на них «мессера» навалились. Погода бы­ла отвратительная, облачность слоистая, рваная. Вро­де и не сложно — и не просто. Земли не видно. Начал пробивать облака вниз, и мой ведомый меня потерял: Когда я подошел к заданному району, смотрю — ведо­мого нет, вижу, «як» (я еще не знал, что это Решетов) подлетел, — увидел, что это Решетов, тоже без ведо­мого. Я встал ведомым. Смотрим, над полем боя 20 штурмовиков и 18 «мессершмиттов». Решетов с первой атаки сбивает одного, я — другого. Я чувствую: меня бьют — маневрирую. Решетов, изумруд-истребитель, как и положено ведущему, меня выводит из-под атаки. Я железно встал и за ним кручусь. Вот так 40 минут ко­вырялись. 3 самолета сбили: он — 2, я — 1, но главное, мы не дали растерзать штурмовиков. Прилетели — ве­домые наши уже сидят. Поняли, что потерялись, и по­шли на аэродром.

Мой ведомый, Коптилов, хороший парень. Он начал воевать на У-2, сделал на нем 850 боевых вылетов, ему Героя не дали, и он во время войны написал рапорт, переучился на истребитель и пришел к нам в полк. Но что такое У-2 — телега, а здесь техника пилотирования нужна. Он был король посадок, а вот вираж сделать не мог, и он меня терял, и не только меня. Прилетаем, все в мыле, а он сидит! По морде надавали ему, но культур­но: дали, потом: «На платок, вытри... » Под суд не отда­ли. Мы понимали, что это летчик, что сделал он 850 боевых вылетов. У Решетова ведомый — прекрасный летун, но его накануне сбили, и он проявлял не тру­сость, а скорее неуверенность.

У меня не хватило горючего до стоянки. Подошла машина, подтащили самолет. 36 дырок в моем самоле­те; одна из дырок была снизу — снаряд прошел, про­бил парашют и задницу мне поцарапал. А у Решетова одна, потому что я его прикрывал! Вот что значит дис­циплина: мог бы и уйти, мог бы и уклониться, но ко­мандир для меня закон везде, во всех полетах! Дисци­плина очень важна. И я так думаю, что по недисципли­нированности тоже были потери. Вот Колю Зонова на моих глазах сбили. Нам дали участок фронта, на ко­тором мы должны прикрывать войска, сосредоточив­шиеся для переправы, от авиации противника. На­значили истребители, составили график дежурства: один командир приводит восьмерку, потом другой его сменяет. Если бомбардировщики придут и разо­бьют переправу, ответственного найдут. Вот от этой границы до этой — умри, но не пропусти бомбардиров­щиков, а за границей — пусть бомбят, ты за нее не от­вечаешь. И вот такой наряд, восьмерка Решетова. Пер­вое ударное звено возглавляет Решетов. Я в его звене. Второе звено прикрытия — ведет заместитель, и там был Коля Зонов, в каждом звене 3 старых летчика, один молодой.

Для встречи противника нужно иметь скорость. На­чинаешь крутое планирование с 2000, допустим, сни­жаешься с увеличением скорости, потом поднима­ешься, постепенно теряя скорость. Разворот и опять снижение. Такие «качели». В случае появления само­лета противника — с большой скоростью заходи и сбивай. Мы пикируем, сбиваем, а звено прикрытия нас прикрывает. Расстояние между группами было 500—800 метров, потому что дальше зрительная связь теряется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии