Читаем Я дрался с самураями полностью

Истребитель Ki-27 перед боевым вылетом

Практически, тем осталось только две: к положению на востоке и к положению на западе. Причем, положение на востоке оценивалось, да и воспринималось буквально всеми, как более грозное, чем на западе.

Посудите сами: не успели отгреметь бои на сопке Заозерной (район озера Хасан), как начались провокации японской военщины в Монголии. А у нас с монголами был договор о дружбе и взаимной помощи. А у японцев был аналогичный договор с немцами.

И все ждали, что вот-вот начнется широкомасштабная война на востоке с японцами, а немец, чуть попозже, нападет на нас с запада. Так что приказ мы восприняли однозначно: началось! Я и сейчас считаю, что для нас, летчиков 22-го истребительного авиационного полка, Великая Отечественная война началась весной 1939 года. Тем более, что незадолго до этого в газетах писали, что СССР будет защищать территорию Монголии, как свою собственную.

Путь с Украины в Монголию был неблизким. Добирались месяца полтора-два, а, может быть, и все три: ехали поездом, потом — на машинах. Транспортным самолетом доставили нас до 111-го разъезда, оттуда разлетелись: вначале на базовый аэродром в Тамцак-Булаке, а затем — поэскадрильно — на полевые аэродромы, где и получили материальную часть. Наша эскадрилья получила пушечные истребители И-16.

В мае начались бои.

Мне часто приходилось слышать о превосходстве наших машин над японскими, доводилось слышать и прямо противоположное мнение. То же самое говорят и о подготовке летчиков. Но мне так не кажется: авиация в то время была еще очень молода и, наверное, поэтому в разных странах получила примерно одинаковое развитие — что по летно-техническим характеристикам материальной части, что по уровню подготовки летчиков. Так что встретились на равных.

За Халхин-Гол я был награжден орденом Боевого Красного Знамени — за бой, который я провел у всех на глазах. Такое редко бывает. Я в тот день был на боевом дежурстве, вдруг прозвучала команда на боевой вылет.


После боевого вылета

Когда взлетел, прямо над аэродромом увидел японский самолет и сразу его сбил. Сейчас уже не помню, что это был за аппарат, но не истребитель, точно: то ли наблюдатель, то ли корректировщик. Японские-то истребители я хорошо знал: «Дзеро» их называли; с такими большими красными кругами на плоскостях и фюзеляже. Скорость у них для нас маловатой казалась, да и по вооружению мы явно их превосходили.[6] Наш И-16 по вооружению выпускался в нескольких модификациях: были чисто пушечные, пулеметные и смешанные пушечно-пулеметные. На Халхин-Голе на «ишаки» стали еще подвески под РСы (реактивные снаряды — типа «Катюши») монтировать.

Вообще, летать там было легко — мы сразу же, как только прилетели, завоевали господство в воздухе, хотя, может, и к августу. Но летом это было.

Всего на Халхин-Голе я сбил три японских самолета: два истребителя «Дзеро» и этот, о котором уже упомянул.

Однако самым запоминающимся моментом стал для меня вовсе не бой, а вынужденная посадка.

Во время боя у меня остановился двигатель — кончилось горючее. «Ишак» — машина скоростная; не самая, конечно, — позже доводилось и на более быстрых летать, — но тем не менее для пионерского периода нашей авиации одна из самых быстрых. Рассчитать запас горючего не так-то просто. Хорошо хоть над нашей территорией это случилось. А с точки зрения авиации вся Монголия — один сплошной аэродром: степь да степь кругом; почва твердая; полей да лесов нет и в помине: садись где хочешь!

Посадку поэтому произвел на шасси, а не на брюхо, дождался баошников (воинов батальона аэродромного обслуживания), меня дозаправили и я полетел дальше.


Пленный японский летчик

К осени все кончилось: побили мы японца.

Потом участвовал в Великой Отечественной войне, в 1945-м опять был на Дальнем Востоке, но уже опытным, повоевавшим летчиком. После немца мы били японца, как хотели.

Да и техника была намного лучше довоенной: получили новые самолеты: «Лавочкины», «Яковлевы» — более скоростные, маневренные, лучше вооруженные.

Николай Богданов

командир взвода разведки

В середине августа 1939 года, по окончании военно-пехотного училища, я был произведен в лейтенанты и срочно, в составе группы выпускников, направлен в Монголию.


Н. Г. Богданов (Халхин-Гол, 1939 г.)

Хотя мы прибыли в штаб 1-й армейской группы, располагавшийся на горе Хамар-Даба, ночью, я немедленно получил назначение в разведроту 127-го стрелкового полка, наступавшего на направлении главного удара 57-й стрелковой дивизии в составе Южной группы войск.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война и мы. Военное дело глазами гражданина

Наступление маршала Шапошникова
Наступление маршала Шапошникова

Аннотация издательства: Книга описывает операции Красной Армии в зимней кампании 1941/42 гг. на советско–германском фронте и ответные ходы немецкого командования, направленные на ликвидацию вклинивания в оборону трех групп армий. Проведен анализ общего замысла зимнего наступления советских войск и объективных результатов обмена ударами на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. Наступления Красной Армии и контрудары вермахта под Москвой, Харьковом, Демянском, попытка деблокады Ленинграда и борьба за Крым — все эти события описаны на современном уровне, с опорой на рассекреченные документы и широкий спектр иностранных источников. Перед нами предстает история операций, роль в них людей и техники, максимально очищенная от политической пропаганды любой направленности.

Алексей Валерьевич Исаев

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
Штрафники, разведчики, пехота
Штрафники, разведчики, пехота

Новая книга от автора бестселлеров «Смертное поле» и «Командир штрафной роты»! Страшная правда о Великой Отечественной. Война глазами фронтовиков — простых пехотинцев, разведчиков, артиллеристов, штрафников.«Героев этой книги объединяет одно — все они были в эпицентре войны, на ее острие. Сейчас им уже за восемьдесят Им нет нужды рисоваться Они рассказывали мне правду. Ту самую «окопную правду», которую не слишком жаловали высшие чины на протяжении десятилетий, когда в моде были генеральские мемуары, не опускавшиеся до «мелочей»: как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и что думали. Бесконечным повторением слов «героизм, отвага, самопожертвование» можно подогнать под одну гребенку судьбы всех ветеранов. Это правильные слова, но фронтовики их не любят. Они отдали Родине все, что могли. У каждого своя судьба, как правило очень непростая. Они вспоминают об ужасах войны предельно откровенно, без самоцензуры и умолчаний, без прикрас. Их живые голоса Вы услышите в этой книге…

Владимир Николаевич Першанин , Владимир Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное