Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта

— Товарищей там было много, а лучших друзей у меня было двое. И так совпало, что все три наши фамилии начинались с буквы «М», поэтому и на прикладах наших автоматов нами было вырезано «МММ» — Мотин, Гена Манаков из Старого Оскола и Юра Матвеев из Сасовского района Рязанской области. Потом, в 90-е годы, было забавно видеть по телевизору рекламу финансовой пирамиды мошенника Мавроди, ведь наше небольшое братство «МММ» возникло за десяток лет до этого, и мошенничеству в нем места не было. Потом приклады стали украшать еще зарубки об убитых басмачах, но это уже другая история.

К сожалению, сегодня связь с друзьями потеряна, потерялся и мой старый блокнот с адресами. В Москве вместе со мной работал односельчанин Юры Матвеева, я просил передать ему привет, написал свой новый адрес. Юра уходил в армию, оставив дома беременную жену, и вот через несколько месяцев, когда Юра уже воевал в Афгане, у него родился сынишка, и жена в каждом письме присылала ему новые фотографии.

А деревня, откуда был родом Гена Манаков, так и называлась Манаково, и почти все ее жители были Манаковы, только три или четыре семьи носили другие фамилии. Гена, когда писал брату письмо, в строке «кому» писал на конверте: Манакову Михаилу Васильевичу — и добавлял прозвище Лев, иначе письмо мог получить другой Михаил Васильевич Манаков.

Не отслужившим года по негласной традиции в ВДВ обычно не разрешали делать татуировки. Свою же наколку на левом плече я начал делать рано, отслужив всего полгода. Изображение парашютиста мне набивал татарин по фамилии Абсалямов, родом он был из города Бугульма. Первый раз машинкой мы успели ее набить, и тут нас отправили на боевое задание. Так совпало, что мы с ним вдвоем шли в разведдозоре: он — пулеметчик, а я — автоматчик, а сзади на определенной для данной местности дистанции шли остальные силы группы. И только мы успели выйти на плато, я услышал, как сзади упал на землю мой друг. Почти сразу я понял, что его убили: пуля снайпера попала ему в голову в паре сантиметров позади уха и прошла навылет. И хотя солнце в этот момент было в зените, понять, с какой стороны стреляли, было невозможно: обычно после выстрела раздается эхо, а в тот раз был едва различимый хлопок, и все. Я осознавал лишь одно: вторая пуля будет моя. И бросить тело товарища было нельзя — его надо было сейчас же оттащить к своим; и делать паузу, стоя над ним в прицеле снайпера, было нельзя. Мне повезло: душманский снайпер, боясь быть обнаруженным, не стал делать свой второй выстрел, я остался жив. Тело друга мы донесли до базы, а наколку я, посоветовавшись с ребятами, заканчивать не стал, хотя оставалось немного: подвести под рисунком черту и написать «ДРА 1389» (Демократическая Республика Афганистан, 1389 год по мусульманскому летоисчислению).

Рассказывать про службу в Афганистане можно очень много, и, может быть, несмотря ни на что, это было самое лучшее время в моей жизни. Мне недавно исполнилось пятьдесят, а с годами начинаешь понемногу разбирать прожитые лета, давать всему свою оценку. И скажу, что, если бы сейчас мне вернуть мою молодость и поставить меня в ту же ситуацию, я не раздумывая снова пошел бы в бой. Ни о чем не жалею. Бывает, кто-то начинает твердить: «Вот зачем вы там были нужны?! Зачем воевали?!» Я всегда отвечаю одно: «Ребята! Что за чушь вы несете?! У нас одно было на уме: Родина послала — значит, надо!» Так мы были воспитаны.

Давыденко Владимир Александрович

Я был оперативным сотрудником, работал в военной контрразведке — мы обслуживали воинские подразделения, имея задачей защищать их секреты и выявлять разведустремления противника, выявлять агентуру противника на подступах к нашим военнослужащим и к нашей секретной технике. Каждый сотрудник жил жизнью воинской части и в то же время вел оперативную работу.

В то время от каждой воинской части направлялись люди для службы в контингенте, у нас это называлось просто: «за речку». Меня вызвали в отдел кадров, там сказали, что я имею определенный опыт и должен дать согласие на мою отправку в ограниченный контингент войск в Афганистане, задача была поставлена в общих чертах.

Я прибыл сначала в Ташкент, там комендатура нас отправила на пересылку, там мы прождали около двух дней, после чего самолетом Ан-12 нас переправили в Кабул. Летело нас человек 60, в основном военнослужащих, из оперативного состава нас там было только двое: мой коллега остался в Кабуле на обслуживании столичного аэродрома, а меня направили в группу, которая действовала от 1-го Главного управления. Это была комбинированная группа — первоначально меня направили в Мазари-Шариф, где я получил четкий инструктаж от находившегося там сотрудника КГБ о том, что я должен делать и какие факты выявлять.