Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших

Помню, что там, где располагался наш госпиталь, почти ничего другого и не осталось. Там остались женщина-председатель и один еврей, подполковник, который был начальником госпиталя. Но там был рядом богатый совхоз, и они поддерживали нас. Тогда в этот госпиталь вообще очень часто привозили тяжелораненых: тех, которые были и без рук, и без ног, в общем, всяких там побитых наших солдат. Тяжелораненых подлечивали и отправляли на поездах дальше в Саратов, а там их эвакуировали дальше в глубь страны. Тех же солдат, которые были легко ранены и были, как говорят, ходячими (а я был из их числа), подлечивали и отправляли опять на фронт. И бывало в иной раз такое: несколько таких рейсов из фронта в госпиталь и из госпиталя на фронт — и солдат на том свете. У нас не считались с людьми. Уже потом, когда пошло наше наступление, когда соединился Степной фронт с нашим Сталинградским фронтом, там, помню, столько наложили убитых, что, можно сказать, прямо по трупам шли. В госпитале у нас также умирали люди. И очень часто, и помногу.

После выздоровления нас направили на так называемый пересыльный пункт, который располагался в местечке Капустный Яр. Что такое пересыльный пункт, знаешь? Это то место, куда всех годных к строевой службе солдат направляют после госпиталя. Туда приезжали офицеры из каких-то войсковых частей и отбирали тех солдат, которые были им нужны. Туда же приходили документы, там все было расписано, и офицеры, так называемые «покупатели», с ними знакомились. Потом офицеры эти подходили и говорили: «Тот-то и тот-то! Ко мне». И так отбирали. Особенно часто, помню, отбирали шоферов, потому что хороших шоферов с правами было очень мало в то время. И я попал в часть из этого пересыльного пункта тоже как шофер. Уже потом, непосредственно в части, нас переобучили и мы с тех пор стали называться военными водителями. Но как меня отобрали как шофера? Очень просто: один «покупатель» посмотрел мою красноармейскую книжку, водительские права, так как все это на пересыльным пункте было, и решил взять меня к себе. Но я сначала чуть было не угодил в авиационную часть. Я помню, что тогда один летчик с погонами ходил. Он меня отобрал и мне сказал: «Ты посиди здесь, я через некоторое время приду». Ну и никого больше, кроме меня, он к себе в часть не отобрал. А в это время пришел один связист-капитан. Он увидел меня и спросил: «Хочешь в хорошую часть попасть?» «Да, хочу», — сказал ему ему. «Давай ко мне», — предложил он мне. «Дак меня летчик взял к себе», — объяснил я ему проблему. «Это не важно», — сказал он. А у него как у представителя части был документ Ставки Верховного Главнокомандующего. То есть их часть подчинялась Ставке Верховного Главнокомандования, и только Сталин, как руководитель Ставки, мог распоряжаться этой частью. Никто другой вмешиваться не имел права. И так я попал туда. Часть была засекреченной и называлась так: 561-й отдельный Краснознаменный ордена Красной Звезды радиоразведдивизион особого назначения — ОСНАЗ.

Мищенко Иван Елисеевич Командир минометного расчета 184-й стрелковой дивизии

В начале июля нас подняли по тревоге, посадили в эшелон всю дивизию — и на запад. Доехали до Ложков, там мост через Дон, переехали, остановились, наш батальон из двух рот: пулеметная и наша, минометная. И вверх по Дону на Калач. Там заняли оборону в начале месяца на случай высадки десанта противника. Немец уже был на Сталинградской земле, уже на станции Морозовой. Нас высадили прямо около моста и заняли мы оборону — от Дона всего 150 метров, от моста, на высоте. Я установил свой миномет и стал ждать.

Замкомандира роты по политчасти пришел с училища в Светлый Яр, и его поставили к нашему командиру роты заместителем по политчасти. У нас единственная надежда была на него, что он мог что-то записать, и погиб от пули своего. Почему у него не было своего оружия, я не знаю, а ребята шутили над ним: «Порожняя кобура! Хоть бы паклю положил туда, может, винтовку пришлось бы почистить какую». Заняли мы оборону, еще боя не было в 20-х числах июля, и какой-то солдат или кто он, бежал с передовой, с запада на переправу, хотел через мост перейти, у него автомат был, а замкомандира роты его увидел: «О! Глянь, он с таким оружием и отступает!» За ним припустил и догнал. Переправа от нас 150–200 метров всего. Схватились за оружие, только тыр-р-р-р и лейтенант повалился. Тот убежал, а за ним никто не побежал, потому что сам получишь пулю, раз он на это способный.