Я дрался в Сталинграде

От нашего полка в десант у села Латашанка ушел 2-й батальон. Они продержались на правом берегу двое суток и погибли. Из этого батальона выжил только лейтенант Панфилов. Он, раненный в ноги, сумел доползти до берега Волги и, держась за бревно, поплыл по течению Волги, пока его не прибило к левому берегу. Ребята ездили к нему в госпиталь. Он передал для меня тяжелую весть – мои друзья по училищу, лейтенанты Грач и Аврускин, витебские ребята – погибли. Аврускина немцы окружили на глазах у Панфилова. Он еврей, и чтобы не сдаться в плен, Аврускин застрелился. А как точно погиб лейтенант Грач, я не знаю. Всего из этого сводного отряда, как говорили, выжило 15 человек.

18 ноября 1942 года нас подняли по тревоге и перебросили на переправу у Черного Яра.

Комендант переправы, хромой генерал, получил приказ срочно перебросить нашу дивизию на правый берег. А все паромы и берег Волги были забиты тыловыми машинами, обозами, артиллерией. На наших глазах эти машины сбрасывали с паромов в воду и танками расчищали дорогу в реке, чтобы дать возможность погрузиться полкам дивизии. Образовался жуткий затор. Рядом с нашей ротой стояла автоколонна из тыловых подразделений нашей армии.

Мой отец был в 1941 году тяжело ранен в боях под Гомелем, признан негодным к строевой и продолжал служить уже в тыловой части. Из переписки с ним я знал, что отец тоже попал в 51-ю армию. Он смог, несмотря на почтовую полевую цензуру, намекнуть мне в письме, как найти его часть по номерам машин. Смотрю, а у этой колонны номера на машинах такие же, что и отец упоминал в письме. А нас уже гонят на паром! Побежал вдоль машин, кричу: «Семена Генкина кто-то знает?» Позвали отца. Такая встреча неожиданная!.. Обнялись, даже не успели толком поговорить. Я вернулся к своей роте. Слеза накатилась на глаза…

Понимаете, после этой встречи мне было очень тяжело идти в бой. Следующий раз я встретился с отцом уже в 1946 году…

Мы вошли в прорыв из района Шабалино на ростовское направление.

Вот тут и началась для нас настоящая истребительная война. На моих глазах погибали в боях многие десятки людей, немало солдат замерзло насмерть на ночевках в снегу от сильнейших морозов. Но мы шли упорно вперед по выжженной немцами нашей земле.

Наш стрелковый полк попал под страшный удар танков Манштейна, рвавшихся на помощь к окруженной группировке Паулюса. То, что можно рассказать словами о боях на реке Мышковка, не отразит и малой части того, что пришлось пережить людям в этот страшный декабрьский день.

Ночью получили приказ срочно совершить 40-километровый пеший марш и занять позиции в районе совхоза «8-е Марта», в 800 метрах от реки Мышкова. Мы бежали всю ночь по снежной целине, преодолевая эти сорок километров. Заняли оборону утром вдоль дороги, вырыли на обочине норы из снега. Минометы поставили в пехотных порядках. Мин было очень мало, ну сколько мин мы могли на своем горбу утащить?.. Метель, мороз градусов под тридцать. Рядом – ни балки, ни оврага. Степь…

А потом на нас пошли танки… Десятки танков… Пехоту немецкую мы еще как-то умудрились отсечь, а потом началось побоище. Немецкие танки задавили нас.

Какая уж тут стрельба по смотровым щелям?!.

А потом и немецкая пехота подключилась к истреблению нашего батальона.

Батальонные ПТРовцы успели сделать несколько выстрелов по танкам и были раздавлены гусеницами. Мы даже не могли отойти назад. Танки со всех сторон! Их гусеницы были красными от крови. Те из наших, кто пытался подняться и бежать, были сразу убиты очередями из танковых пулеметов. Противотанковых гранат у нас почти не было, маскхалатов не было. Голая, ровная как стол степь. Это был ужасный бой, поверьте мне… Кровавая каша… Я лежал среди раздавленных людских тел и ждал, когда и меня постигнет их участь.

А потом дали залп наши «катюши». И по немцам, и по нам… Артиллерия наша подтянулась, начала лупить по танкам, но наш батальон лежал на снегу среди немецких танков!

Что там творилось!.. Выручили нас артиллеристы, немецкие танки отошли в кустарники у реки. Остатки батальона начали отползать на линию обороны.

За два дня до этого боя наш батальон был солидно пополнен и доведен до полного списочного состава: почти 500 человек. Из этого боя нас вышло восемьдесят девять солдат и командиров, почти все раненые, контуженные, обожженные…

А на поле боя остались только куски разорванных, сгоревших и размозженных человеческих тел, горящие танки, дымящиеся воронки и трупы, трупы… Мы снова окопались в снегу. Ждем немецкую атаку. Ждем своего смертного часа…

Сзади нас появился лыжный батальон. Молодые ребята с гвардейскими значками на гимнастерках. Полушубки они сбросили, чтобы легче было совершить 20-километровый бросок на лыжах к нам на помощь. Лыжники заменили нас на позициях.

Остатки батальона вывели в тыл. Выжившие в том бою еще долго не могли прийти в себя и поверить, что сегодня смерть нас миновала и пощадила… А другие полки дивизии еще два дня бились на этих позициях насмерть.