Я дрался в Сталинграде

На новый, 1943, год меня контузило при артобстреле. Пролежал в санбате где-то дней десять. Слух потихоньку восстанавливался, ходить я уж снова мог. Подумал – что мне здесь делать? И ушел из санбата в свою роту. За день до этого наши взяли Раздорскую. Ночью перешел на правый берег, поднялся по крутому склону. Кругом идет перестрелка. Нашел 3-ю роту моего батальона. Ротный Мордвинцев, уже пожилой человек, сказал мне: «Где ты сейчас в темноте своих найдешь? Оставайся у нас, на рассвете пойдешь дальше»… А на рассвете немцы внезапным ударом отбили станицу. Мы выскочили из дома, приняли бой. Тут нас и накрыла немецкая артиллерия.

Из нашей группы скоро осталось живыми только четыре человека, а немцы были на каждой улице, подавляли очаги сопротивления. Отстреливаемся… Почти закончились патроны…

За домом был вырыт погреб, в него мы спрятались и затаились. В погребе было крохотное окошко. Мы видели, как немцы и казаки ведут наших пленных. Немцы подожгли стога сена во дворе, пламя охватило и дом, в котором мы ночевали. Дым низко стелется, мы начали задыхаться. Решили выползать и принять смерть в бою. Сразу же нарвались на немецких пулеметчиков…

Из четырех человек я один уцелел… В дыму дополз до берега, залег в кустарнике. Наша артиллерия молчала, немцы ее подавили еще при первом артналете. Немцы стояли группами на крутом высоком берегу и хладнокровно расстреливали наших солдат, пытавшихся перебежать через Дон на левый берег. Лед на середине реки был разбит, через каждые пять-семь метров зияла полынья. В пятидесяти метрах от меня стояла группа немцев и смеялась, наблюдая, как под их огнем падает на кромке берега очередной, сраженный немецкой пулей, наш солдат. Как вы сами понимаете, в плен я сдаться не мог… И рванул! Была-не была! Скинул сапоги, полушубок, и побежал вниз к реке… Бежишь по льду, потом вплавь через полынью, а дальше снова по льду… А немцы по мне стреляют! Пулемет надрывается!..

Тяжело вспоминать о тех мгновениях…

Удалось мне добраться до нашего берега.

Пополз через кусты к лесу, который находился где-то в 300 метрах. Слышу протяжный стон из воронки, слабый крик: «Помогите…» Заполз туда. Лежит наш раненый солдат с вырванным осколком куском грудной клетки, даже легкие были видны. Нательную рубашку мокрую с себя снял, чтобы ему рану прикрыть.

Пока рубашку на куски рвал, легкие солдата стали серого цвета. Сотни вшей заползли с его тела внутрь раны, облепив еще теплую и окровавленную плоть…

Закрыл рану и потащил его на себе. В лесу стояла наша артбатарея. Туда я приполз. А солдат раненый умер на моих глазах через пару минут…

Два бойца довели меня до землянки, укрыли полушубком, налили кружку водки. Через несколько часов я, в чужих валенках и шинели, пошел на место сбора остатков полка…

Нас пополнили. Вместе с другими частями дивизии станицу отбили.

Везде лежали замороженные трупы наших товарищей. На площади, где был КП полка, лежали изуродованные немцами тела наших командиров…

Пошли в наступление дальше, на северо-запад Ростовской области. Я вернулся в свою вновь сформированную роту, командиром взвода 82-мм минометов. Но вскоре, когда шли бои между Ростовом и Таганрогом, в направлении на Миус, меня серьезно «зацепило». Пошел поднимать стрелковый взвод в атаку… Немецкий пулеметчик не промахнулся. Прострелил мне всю шинель, кобуру, но две пули попали в ногу. Из боя меня вытащили, погрузили в сани и привезли в гражданскую больницу.

Наши подвижные армейские госпитали застряли где-то в тылу.

Кинули меня на цементный пол, вот так, три дня, без перевязки и еды пролежал. Появился через трое суток персонал больницы, работавший и в оккупации. Они и оказали первую помощь раненым бойцам. Почти два месяца пролежал в этой ростовской больнице. А потом нас, еще окончательно не выздоровевших, начали выписывать с формулировкой: «Направляется на долечивание при части, сроком на две недели».

Со мной был старший лейтенант Жук, передвигавшийся на костылях после ранения в ноги. О том, как мы с ним возвращались на фронт, можно отдельную книгу написать.

Гольбрайх Ефим Абелевич

Попал я под Сталинград, в донские степи. Наш 594-й стрелковый полк 207-й стрелковой дивизии занимал оборону северо-западнее Сталинграда. Бои были настолько кровопролитными, что после недели пребывания на передовой я не верил, что еще жив и даже не ранен! Сделал «головокружительную карьеру», уже на третий день командовал отделением, в котором осталось четыре бойца вместе со мной. Остальные выбыли из строя уже в первых боях. А еще через пару недель стал сержантом.

Иногда было так тяжело, что смерть казалась избавлением. И это не пустые слова…