Я дрался в Вермахте и СС

Тут началась драма. Отступление с боями. Это было ужасно. Из одного маленького котла в другой, все время пробиваться, я с MG-42 пробивал нам дорогу обратно. Мы отступали до Виттер, потом до Штульвайзенбойх (Секешфехервар). Там, в Штульвайзенбойхе, русские уже так ослабли, что у нас было три недели позиционной войны. Русские не могли нас оттуда выбить, снова и снова атаки и контратаки, постоянный ближний бой. Я был очень легкомысленный и тщеславный и хотел получить значок за ближний бой. Его давали за участие в 15 ближних боях. Была специальная книга, в которую записывали участие в ближнем бою. Я к тому времени стал толстым и здоровым, и когда меня посылали в ближний бой, то говорили: «Толстяк, иди в ближний бой». Я был пулеметчиком и должен был поддерживать сзади наступавших. Это было не так опасно. Надо сказать, что те, кто выживал в первых боях, переживали весь этот п…ц, обычно и дальше выживали, даже в самых опасных ситуациях. У меня была одна бутылка французского коньяка, три пачки сигарет и три или пять пачек «Шоко-колы». Я не пил и не курил, но ел шоколад. Товарищи собирались у меня на позиции пулемета, пили мой коньяк и курили мои сигареты, а я ел шоколад. У меня поэтому был сильный запор.

Так прошло четыре боя. В пятом ночном бою я шел без пулемета. Нас было примерно 20 человек. Русские занимали позицию на кладбище. Рядом со мной шел старый товарищ с золотым партийным значком. Я ему рассказал про моего отца, что у него тоже золотой партийный значок, он тоже старый боец. Тогда он мне сказал: «Манфред, там сейчас будет что-то ужасное, мы все погибнем в этой атаке, русские позиции очень сильны, а наш ротный командир опять приказывает наступать. Побереги себя». Мы поднялись в атаку, и тут он мне сказал: «Манфред, не иди вперед, оставайся в укрытии в 100 метрах сзади». Я сказал: «Нет! Никогда! Я так не могу». – «Подумай о своем отце. Ты молодой, неопытный, а мы идем в штыковую атаку, с ручными гранатами». – «Нет, меня расстреляют как труса». Он меня уломал, я подумал о моем отце, старом бойце… Каждому солдату бывает страшно, если кто-то говорит, что ему не было страшно, это неправда. И знаете, что было там, впереди? Это было ужасно, абсолютно ужасно. Там была штыковая атака, солдат против солдата, с ручными гранатами, которые практически бросали друг другу под ноги. Примерно через пятнадцать минут бой утих, оттуда вернулись только три тени. Я убежал, бежал, как безумная свинья, мне было стыдно. Вернувшиеся товарищи рассказали, что там было. Я сидел тихо и получил мой очередной ближний бой. Это было единственный раз, когда я струсил. Я 16 раз участвовал в ближнем бою и никогда больше не трусил. Позже, в 1990 году, я рассказал эту историю моему командиру роты, он сказал, что должен был бы меня немедленно расстрелять. Потом я был ранен в голову. У командира роты был серебряный значок за ближний бой и серебряный значок за ранение, он мне их отдал уже в 90-х годах.

В марте наша рота получила специальное задание.

Перед нами стояла 25-я венгерская гонвед дивизия. Венгерские части были ненадежными, поэтому за этой венгерской дивизией у нас была еще одна линия обороны, заградительная линия, которую заняла наша рота. Там было очень тревожно, шевелились остатки кукурузы на полях, трещала подмерзшая земля, все время какие-то звуки. Русские посылали разведывательные группы и вытащили из наших окопов трех человек, когда они спали. Нам прислали вместо них трех человек в пополнение. Они заняли пулеметную позицию, которая была 100–200 метров позади. Это были старые товарищи, они были осторожными и спали по очереди.