Я — джедай!

Мы много говорили в тот вечер, даже по пути обратно в имение. В тот вечер я открыл в своем деде новую черту, которую не замечал ранее. Естественно, мои отношения с ним строились по принципу ребенок-взрослый, что подразумевало некоторую модель поведения. Когда настала пора моего отрочества, я поступил на службу в КорБез, и наши отношения ограничивались в основном профессиональной сферой. Это было не преднамеренное, а естественное изменение, поскольку для нас работа была превыше всего. И если я и рассказывал ему о своих романтических похождениях, все равно это был разговор юнца со взрослым человеком. Затем, после смерти моего отца, боль заставила нас разговаривать только на профессиональные темы, так как любое проявление эмоций и обмен воспоминаниями причиняло сильные страдания, и мы соблюдали этот негласный запрет — не ворошили старые раны.

Этим же вечером, впервые за всю свою жизнь, я смог пообщаться с ним на равных, как взрослый со взрослым. Это было странное чувство, которое, однако, я воспринял с гордостью. Передо мной был человек, который знал моего отца и Нейаа лучше, чем кто бы то ни было. Если я смог понравиться ему, если он уважал меня, то я мог предполагать, что и они так же отнеслись бы ко мне. Мысль об этом успокоила то тревожное чувство, которое вытащил на свет Экзар Кун, и в тот вечер я отправился спать в прекрасном настроении, чего уже давно со мной не было.

* * *

Мастер Скайуокер однажды сказал, что джедаям не снятся сны, поэтому, когда я обнаружил, что нахожусь на залитой ярким солнцем засушливой планете, с еще не активированным, но уже поднятым в правой руке лазерным мечом, я удивился, как я смог попасть сюда. Я увидел ярко-зеленые рукава своей туники кореллианского джедая, но и это не показалось мне странным, хотя материал был намного лучше чем тот, из которого была сшита наша одежда на Йавине IV. И только когда я огляделся по сторонам и увидел справа от себя Йиеника Ит'Клиа в ослепительно-пурпурном плаще и стоящего позади него джедая — генерала в бурой пустынной форме, я понял, что я не был собой.

Итак, мы стояли втроем на некотором расстоянии друг от друга — это был боевой порядок, чтобы у нас было пространство для схватки. Мы находились в обширной впадине с покатыми краями, под куполом из дюракрита. Дюжина трехметровых колонн поддерживала купол по окружности, отчего арена была залита светом, проникавшим снаружи. Походные палатки и складские ангары занимали примерно четверть арены в той стороне, куда были обращены наши лица. Из центрального павильона появились три фигуры и остановились напротив нас. Их предводитель — высокий блондин, стоявший напротив генерала, стоял на один шаг ближе к нам, чем его товарищи. Рыжеволосая женщина поравнялась с Йиеником, а анцати, чьи хоботки еще только начали проклевываться из-под скрывавших их щечных мешков, встал напротив меня.

Генерал — его имя выскочило у меня из головы, хотя я сразу же узнал его — заговорил очень отчетливо:

— Вы имеете дело с вещами, которые вы не можете контролировать. Вещами, которые едва не погубили Орден тысячи лет назад. Мы пришли к вам, чтобы просить отказаться от зла и вернуться к свету.

Предводитель наших противников расхохотался. У него был низкий голос, в котором слышалось самодовольство.

— Слабые всегда боятся сильных, которые достаточно окрепли, чтобы занять их место.

— А глупые всегда мнят, что они сильные, — эти слова исходили из моих уст. Эта фраза была сказана тоном, похожим на мои интонации, но более формальным — архаичным и точным, — чем мне хотелось бы.

Голос Йиеника оказался мягким, но сильным:

— Страх метит неверный путь. Мы предлагаем вам свободу от вашего страха.

Предводитель активировал свой лазерный меч:

— И мы тоже предлагаем вам свободу.

Анцати, который был выше меня и выглядел совсем, как человек, если бы не хоботки, которые извивались от волнения, активировал голубой клинок и стал сближаться со мной. Никкос Тайрис — его имя вдруг всплыло в моей памяти — странно держал свой меч, я еще ни разу не видел такой стойки. Его левая рука лежала на рукояти довольно близко к сияющему лучу, но сам клинок шел вниз, к земле. Правую руку он положил на эфес сверху. Держа клинок от себя, с правой рукой на уровне подбородка, он мог легко размахивать клинком вперед-назад, словно окружая себя защитным треугольником. Этот треугольный стиль обороны — эта мысль неожиданно возникла у меня в мозгу, словно я давным-давно знал это и только что вспомнил — лучше всего подходила для бойца быстрого, который собирается наносить стремительные удары по моим ногам, и одного резкого движения его запястья будет достаточно, чтобы распороть меня от паха до подбородка.