Я - Джек Потрошитель?

По широкой дороге, что вела к небольшой церкви, я дошел до навеса, где происходил обряд отпевания; приблизился, но это оказалась не та процессия. Под крышей, на столбах которой были развешаны красочные иконы в футлярах со стеклом и сигнализацией, поп читал молитву над телом усопшей старушки в белом платке и иконкой в высохших руках. Я прошел мимо и направился вглубь кладбища. В самом конце у второго выхода наткнулся на то, что искал.

Молчаливая толпа, преимущественно молодежь, плотным кольцом окружала место погребения. Людей было так много, что они не умещались в тесном пространстве у могилы и стояли на подступах к ней, между оградами. Из центра раздавался отчетливый мужской голос:

— …погибла от руки бандита. Таня была юной, доброй и доверчивой девушкой…

Я встал на бугорок. Моим глазам предстала печальная картина. У свежевырытого холмика рядом с памятником Чернышову стоял гроб на двух табуретах. За ним — женщина лет сорока в траурном платье, черной шляпе и черном плаще. Она была очень похожа на Таню.

Что можно сказать о матери, потерявшей свою дочь? Каменное изваяние горя, воплощение горя или само горе?.. Не знаю, очевидно, последнее. Во всяком случае, выглядела она именно так. Ее никто не утешал — горе безутешно. К ней не обращались — горе безмолвно. Она не плакала — у горя нет слез. Горе — страдание, обреченное на существование среди людей.

Странно, но глядя на мать Тани и на волшебный профиль принцессы из мультяшки, такой прекрасной даже в гробу, я не испытывал никаких чувств, кроме одного — ненависти к убийце.

Туманным взором я прошелся по толпе, то и дело натыкаясь на знакомые лица. Говорившего у гроба, солидного мужчину, сменил Рубан. Он произнес немногословную речь без пышных фраз и дифирамбов. За его спиной стоял Николаев Борис уже успевший опохмелиться. На его физиономии застыло несчастно-пьяное выражение. Старушка Карпова плакала, утирая слезы кончиком платка. Я оглянулся. В двух шагах от меня стояла "герла" — староста группы, в которой училась Таня. Она взглянула в мою сторону и в знак того, что заметила меня и узнала, прикрыла глаза, но уж очень томно… Люди у гроба Тани… Как все нелепо, пошло, фальшиво…

Подул холодный ветер. На лицо упала первая капля дождя. Март опять блудил с осенью, и, видимо, в последний раз. На смену ему грядет Апрель.

Неожиданно громко городские куранты пробили три часа. Я машинально посмотрел на свои часы, они остановились на двух. Очевидно, спасаясь от Чаныгина, я ударился рукой о стену и повредил механизм. Жаль. Часы дорогие, совсем новые, подарок отца ко дню рождения. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

Внезапно смутная, едва уловимая, как утренняя дымка, догадка зародилась где-то в глубине моего сознания. Я силился понять, что же так вдруг взволновало меня, но не находил ответа. Я еще раз обвел взглядом знакомые лица… Герла… Карпова… Николаев… Рубан… Есть! Я понял все — от начала и до конца, а самое главное — как обличить убийцу. Все это так просто, до обидного просто, что я вначале даже не поверил, но потом удивился: как мне это раньше не пришло в голову.

Желание приблизить развязку оказалось столь велико, что я не стал дожидаться окончания похорон. Да и не имело смысла ждать, когда прекрасное тело Тани накроет крышка гроба и на нее начнут падать комья земли.

Я круто повернулся и вдруг налетел на парня в рыжей куртке и длинном белом шарфе на бычьей шее. Он посторонился, я прошел мимо и, лавируя между оградами, направился к выходу. Ветер и дождь усиливались. На одном из поворотов я случайно оказался лицом к месту погребения, бросил прощальный взгляд — и обомлел. За мной следом шел тот самый парень в рыжей куртке. С другого края толпы отделился еще один, в плаще. Он также быстро двигался мне наперерез.

Сердце сжалось.

"За мной! Ах, как не вовремя! Мне и нужно-то несчастную пару часов…"

Я ускорил шаг, миновал калитку железных ворот и вышел на стоянку автомашин, где было припарковано несколько легковушек и два автобуса.

Угол кладбища и стоянки срезала дорога. У самой ее кромки стояла бежевая "Волга", в ней сидел водитель и читал газету.

Я обходился с преследователями так, как обходился бы со злыми собаками. Я знал, что если обнаружу свой страх и побегу, они набросятся на меня. Мне стоило больших усилий, чтобы почти спокойно подойти к "Волге", открыть переднюю дверцу и сказать водителю:

— Плачу любые деньги, только увезите меня отсюда, — я занес ногу и пригнулся.

Водитель очень медленно опустил газету. Он выглядел растерянным. Я отшатнулся и глянул назад. От ворот кладбища двое мужчин бежали ко мне. Оставалось каких-то пятнадцать метров. Мир стал рушиться прямо на моих глазах. Все пропало! Я лезу в их машину.

Неожиданно впереди остановился новенький "Москвич". Из него выпорхнули две девчонки с букетом гвоздик и припустились к кладбищу.