Я - Джеки Чан

Над дверью ниши была узкая щель, оставленная для вентиляции. Моя мама не высокая женщина, но, приподнявшись на носках, она смогла дотянуться до этой щели указательными пальцами. Когда я поднял голову, прямо мне в руки упал белый шуршащий бумажный пакет, который мама протолкнула в вентиляционное отверстие. Внутри был бутерброд: теплый и мягкий хлеб с жареным мясом.

Даже не поблагодарив ее, я жадно накинулся на еду и лишь одним ухом прислушивался к мягким звукам шагов мамы, удалявшейся по коридору к нашей комнате.

Я уже говорил, что моя мать - лучшая мама на всем белом свете.

На следующее утро я проснулся оттого, что дверь за моей спиной резко распахнулась и я вывалился в коридор. Поморгав глазами, я увидел над собой лишенное какого-либо выражения лицо отца.

- А Пао, уже утро. Пора вставать, - сказал он и потребовал, чтобы я помог ему вынести наружу тяжелые баки с мусором. Когда мы справились с этим, наступил рассвет и пришло время поприветствовать солнце нашей обычной утренней зарядкой.

ШКОЛЬНЫЕ ДЕНЬКИ

8. Часть первая.

Вспоминая те годы жизни на вершине холма, я должен признать, что был, тогда по-настоящему счастлив. Возможно, я был бы рад провести в том доме всю оставшуюся жизнь - помогать маме отжимать белье, слушать, как отец ворчит, когда нарезает овощи, и рассказывать о том, каким я вижу мир, своей подружке, дочери посла. Какими бы изнурительными ни были наши утренние тренировки, в них было и кое-что чудесное: лучи поднявшегося над горой солнца окрашивали город и заливали его золотом, превращая в огромный сундук с сокровищами. Слова отца о том, что мои беззаботные деньки подходят к концу, стали для меня неприятным сюрпризом.

- Школа? - воскликнул я, гневно притопнув ногой. Школа была тем местом, где соседские дети попусту тратили лучшее время суток. Школа означала необходимость носить "девчоночью" одежду, проводить долгие часы в душных классах и зубрить никому не нужные предметы. Я мог научиться всему, что мне необходимо, - а может, и большему - прямо здесь, дома.

Конечно, как и все прочие споры с отцом, этот был совершенно бессмысленным, и пару дней спустя я впервые спустился с нашего холма в автобусе, направляясь в Академию Начальной Школы Нань Хуа. По пути я съел свой обед, хотя только что расправился с завтраком. Нань Хуа была очень хорошей школой, лучшей в нашем районе, так что мне очень повезло. Преподаватели были терпеливыми, классные комнаты просторными и ярко освещенными, а ученики происходили из благовоспитанных семейств.

Я возненавидел это место в тот же миг, когда вошел в ворота школьного двора. Пыткой для меня была каждая проведенная здесь минута (разумеется, за исключением перерыва на обед и, временами, занятий в гимнастическом зале). Загнанный в класс, где мне оставалось только ломать голову над словами учебника или слушать бубнящий голос учителя, я скучал даже по синякам и шишкам утренней зарядки с отцом - ноющее тело все же лучше отяжелевшей головы. Скука заставляла меня искать новые способы развлечений. Я корчил рожи другим ученикам, отбивал по крышке стола глухие ритмы или якобы случайно падал со стула... снова и снова, снова и снова.

После нескольких шумных, но приятных прерываний урока учительница обычно выводила меня в коридор.

- Чан Кон Сан, из тебя никогда ничего не выйдет! - восклицала она с перекошенным от злости лицом, а мне приходилось изо всех сил сдерживать хохот (выражение ее лица действительно было очень забавным).

В те времена учителя были чрезвычайно изобретательны в том, что касалось наказаний. Обычно мне приходилось выстаивать оставшееся до конца урока время, удерживая над головой деревянную доску. Иногда мне на шею цепляли табличку, пояснявшую характер проступка, - на ней было написано что-то вроде: "Этот мальчик шумит и плохо себя ведет", или: "Этот мальчик забыл дома все учебники", или: "Этот мальчик не сделал домашнюю работу". Временами такие таблички немногословно оглашали: "Двоечник!" Признаться, тогда я читал не очень хорошо, и потому полагаюсь в рассказе о содержании этих табличек на слова учителей.

Проще всего было стоять в коридоре. Если вокруг никого не было, я осторожно опускал доску вниз, прислонялся к стене и дремал. Способность спать стоя стала, вероятно, одним из самых полезных умений, которым меня научили в школе.

Честно говоря, теперь я жалею о том, что не уделял большого внимания учебе. Невозможно вернуть упущенное, и мне никогда уже не насладиться классической литературой, высшей математикой или великими уроками истории. Время от времени я гадаю, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы я выбрал иной путь - тот, который вел к среднему образованию, колледжу и почетной деловой карьере. Быть может, я занялся бы юриспруденцией или медициной.