Я - эль Диего (ЛП)

Клянусь, я сказал это от чистого сердца, потому что видел, как он нервничает; у меня и в мыслях не было унизить его или чего-то подобного. И тут же произошел этот эпизод. Я побежал искать мяч с центра поля к своим воротам. Побежал, подумав, что Гойко попытается опередить меня, и так как мы делали искусственный оффсайд, я его уже видел в нашей штрафной. Я сошелся с ним в единоборстве, обыграл его, и когда уже собирался развернуться, чтобы уйти от него вперед – трак! — последовал удар сзади, словно кто-то хотел отрубить ее топором. Я непонимающим взглядом посмотрел на мою ногу, которая беспомощно болталась из стороны в сторону.

После этого единственное, что я хотел знать – когда я смогу вернуться на поле. Менотти вошел ко мне в больничную палату и сказал: «Диего, ты выдающийся игрок. Ты обязательно поправишься и добьешься больших успехов в своей карьере. Дай Бог, чтобы твоя жертва послужила тому, чтобы с грубостью было покончено раз и навсегда!». Тем временем было решено меня прооперировать. Никто не хотел это мне сообщать до тех пор, пока не зашел служащий, отвечавший за смену белья, и не сказал мне об этом так, словно хотел меня утешить: «Будь спокоен, Диего, операция идет всего лишь два часа». Всего лишь два часа! Напуганный, я попросил доктора Гонсалеса Адрио, которого назначили ее проводить: «Я хочу вернуться быстро, доктор». Наивный, я верил, что смогу восстановиться уже к матчу с «Реалом», через месяц. Глупость, конечно; это было невозможно…Мне было больно, как же мне было больно! Впервые в жизни я ложился под нож хирурга, и когда я проснулся, то первым делом спросил о своем отце, который выглядел очень обеспокоенным, куда более обеспокоенным, чем я сам.

Со временем я простил Гойкоэчеа, хотя это было нелегко. В ту пору мои братья и болельщики «Барселоны» говорили, что он был настоящим убийцей, и я им не возражал. Кого я никогда не прощу – это Хавьера Клементе, возглавлявшего в ту пору «Атлетик». Сразу же после окончания встречи он заявил, что испытывает чувство гордости за своих футболистов, и что следует подождать хотя бы неделю, чтобы узнать, действительно ли Марадона получил такую тяжелую травму. Наилучший ответ ему дала газета Marca, вышедшая с великолепной «шапкой»: «Быть артистом запрещено». Это пришлось очень кстати, поскольку тогда было очень серьезное противостояние нами, кто играл в мяч, и теми, кто… бегал. И я был чем-то наподобие знамени для тех, кто получал удовольствие от обращения с мячом, в стране, где больше всего били по ногам. Если итальянцы умели опекать соперника, то испанцы тебя убивали прямо на поле.

Травма была настолько серьезной, что заставила меня вкалывать до седьмого пота, чтобы восстановиться. Я сделал это вместе с гением, доктором Рубеном Дарио Оливой, в Буэнос-Айресе, куда я так хотел вернуться.

«Сумасшедший» Олива – так я его называю, с уважением к нему, и он об этом знает – видел каждого насквозь. На мой взгляд, в мире нет такого врача, который настолько хорошо разбирался бы в спортивной медицине. И, конечно же, я обращался к нему раз семьдесят по поводу растяжений и других повреждений, но сейчас, сломанный, я нуждался в нем больше, чем когда-либо. Он жил в Милане, и все еще живет там. Всякий раз, когда я набирал его номер, он садился в самолет и уже через час был в Барселоне. Подчас он прилетал вечером, ночевал в Испании, осматривал меня утром и потом мчался на всех парах обратно в Италию, чтобы успеть к своим пациентам. Если бы он прилетел тогда, сразу же после матча, меня бы не стали бы оперировать, нет, сеньор… Потому что он этого не позволил бы. А меня прооперировали через два часа после окончания встречи, сразу же, тогда как доктор Олива прилетел на рассвете. Он встретился с доктором Гонсалесом Адрио и спросил его, как все было. Тогда они заключили между собой договор. Доктор Олива сказал: «Если через 15 дней мы сделаем радиографию, и обнаружатся первые признаки спаек кости, восстановительным процессом займусь я, по своей собственной методике. В противном случае вы продолжите свою работу». Конечно, если бы этим занялся галисиец, полгода неподвижности были бы мне обеспечены. Но Олива его обставил; он не стал дожидаться, пока пройдет 15 дней, а уже через неделю, не больше, снял гипс, сделал мне радиографию, посмотрел, как обстоят дела, и сказал мне:

— Ставь ногу…

— Что? Доктор, порой я называю вас «сумасшедшим», но это всего лишь прозвище.

— Я когда-нибудь тебя обманывал? Ставь ногу, ставь потихоньку…

И я поставил, чуть не наделав в штаны от страха, но все-таки поставил.