Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

В Нью-Йорке мы остановились в отеле «Пьер» на Пятой авеню. Люкс Джона Леннона располагался прямо над моим. Он собирался дать нам послушать черновой вариант своего нового альбома. Более того, он хотел, чтобы я сыграл оттуда две песни: Surprise Surprise и Whatever Gets You Thru The Night. Вторая, на мой взгляд, тянула на хит – это стало ясно после того, как мы поработали над ней два вечера в студии «Рекорд Плант Ист» неподалеку от Таймс-сквер. Звукоинженером по сведению там был Джимми Иовин, который позже стал одним из крупнейших музыкальных магнатов в мире. Но Джон занимался сведением сам, причем работал очень быстро. Многие думают, что Джон Леннон проводил века в студии, экспериментируя со звуком, и в качестве примера приводят альбом Sergeant Pepper и песню Strawberry Fields. В действительности же он работал чрезвычайно быстро, иначе ему становилось скучно – такой подход полностью совпадал с моим. Мы закончили, и я был абсолютно уверен, что песня займет первое место в чартах. Джон возражал: сольные синглы Пола занимают первые места, и Джорджа Харрисона, и Ринго тоже – но только не Джона Леннона. Я предложил побиться об заклад: если песня выходит на первое место, Джон выходит со мной на сцену. На самом деле, я хотел посмотреть, как он играет вживую, ведь с тех пор, как распались «Битлз», он почти не выступал, может, пару раз на благотворительных концертах, и только.

Надо отдать Джону должное: когда песня вышла-таки на первое место, он не отказался от выполнения моих условий. Даже после того, как съездил с Тони в Бостон и увидел, во что ввязался. Тогда на поклон я вышел в чем-то, напоминающем коробку шоколада в форме сердца, и в накидке сверху. Джон повернулся к Тони и спросил:

– Черт подери, это что, сейчас так выглядит рок-н-ролл?

Он сыграл с нами в Мэдисон-сквер-гарден на День благодарения в 1974 году, но при условии, что Йоко там не будет: они все еще не общались. Конечно, Йоко все равно явилась – это было очень в ее стиле, – но Тони сделал так, что ее место нельзя было видеть со сцены. До начала шоу она послала Джону гардению, и он прикрепил ее в прорезь для пуговицы. Он сильно нервничал – не знаю, может, из-за цветка, а может, и потому, что не знал, как его встретит публика. В любом случае он казался немного испуганным и попытался было вытащить Берни с собой на сцену, но тот категорически отказался: Берни всегда ненавидел быть в центре внимания, и даже отчаявшийся «битл» не мог заставить его передумать.

Честно, впервые за всю свою карьеру я услышал такую овацию, какую устроили зрители, когда я объявил, что сейчас выйдет Джон. Шум не смолкал очень долго. И я точно знал, что они чувствуют. У меня самого, как и у всей группы, голова шла кругом. Наверное, это была высшая точка нашей карьеры – стоять на сцене рядом с таким человеком. Мы спели три песни, и Джон ушел. Потом вышел на бис, на этот раз с Берни, и они оба трясли бубнами под нашу песню The Bitch Is Back. Это было потрясающе.

После концерта за сцену пришла Йоко, и в конце концов мы все оказались в отеле «Пьер» – Джон, я, Йоко, Тони и Джон Рид. Мы сидели в баре и выпивали как ни в чем не бывало, как вдруг из ниоткуда материализовался Ури Геллер, подошел к нашему столу, начал гнуть вилки и ложки, а потом читать мысли. Странный выдался денек. Но все это привело к воссоединению Джона и Йоко, рождению Шона – моего крестника – и к семейному гнездышку в Дакота Билдинг. Я искренне радовался за Джона, хотя, если честно, для семейного гнездышка подыскал бы что-то другое. Здание и правда мрачное, такая уж у него архитектура – от одного взгляда мурашки бегут по коже. Неслучайно Роман Полански решил снимать «Ребенка Розмари» именно там.