Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь

Я вызвал маму и поручил ей управлять домашними делами. И быстро понял, что это ошибка. Она превосходно вела бухгалтерию, но держала народ в ежовых рукавицах. Ее характер изменился. Она по-прежнему счастливо жила с Дерфом, но, не знаю уж почему, вернулась в то состояние, в каком находилась до их встречи: со всеми ссорилась, скандалила, устраивала истерики. И все ее раздражало. Я надеялся, мы снова сблизимся, как в Фроум Корт в начале нашего сотрудничества с Берни. Но нет. Радость, которую ей принес мой ранний успех, как будто иссякла на корню. Она ненавидела все, что я делаю, и постоянно высказывала недовольство – моей одеждой, моими друзьями, музыкой, которую я сочинял. Мы ссорились из-за денег. Я понимал, что она пережила войну, бедность, распределиловку, и философия «не трать лишнего, не желай многого» укоренилась глубоко в ее душе. Но, как вы уже поняли, мое отношение к деньгам было совершенно противоположным. Мне надоело отчитываться перед ней за каждую покупку, ссориться из-за каждого сделанного кому-то подарка. Она ограничивала мою свободу, казалось, от нее никуда не скрыться. Представьте: вы просыпаетесь после ночи любви, и первый человек, на кого натыкаетесь вы и ваше новое увлечение, – ваша мать. Она размахивает у вас перед носом каким-то чеком и кричит: «С какой это стати ты отвалил столько денег за платье для Кики Ди?» Безумие. И уж точно не способствует утренней любовной неге. Что еще хуже, она отвратительно обходилась с персоналом, относилась к ним как к отбросам, будто она дама-домовладелица, а они – ее покорные рабы. Мне каждый раз приходилось улаживать ситуацию после того, как она устраивала кому-нибудь взбучку. В конце концов наше с ней совместное существование стало просто невыносимым. Они с Дерфом переехали на южное побережье, и мы все вздохнули с облегчением.

Однажды воскресным утром я лежал один в постели, изредка поглядывая на экран включенного телевизора. Внезапно мое внимание привлек парень с ярко-оранжевыми волосами – он всячески ругал Рода Стюарта и назвал его в том числе «бесполезным старым козлом». Я сразу навострил уши: кто-то там нападает на Рода, такое нельзя пропустить! Парня звали Джонни Роттен, одет он был в нечто неописуемое и показался мне забавным – нечто среднее между ершистым юношей и стервозным старым трансвеститом с едким юмором и умными злыми шутками. Передача была о развитии панковского движения в Лондоне, а вела ее женщина по имени Джанет Стрит-Портер. Мне понравилась ее дерзкая напористость. Джонни Роттен, как оказалось, ненавидел не только Рода, но вообще все – я не сомневался, что и меня он считает бесполезным старым козлом. Я велел себе не забыть отзвониться Роду чуть позже – только чтобы увериться, что он в курсе дела. «Привет, Филлис, ты сегодня утром смотрела телик? Там выступала новая группа, «Секс Пистолз», и ты не поверишь – один из них назвал тебя бесполезным старым козлом! Именно так и сказал: бесполезный старый козел. Ужас, правда? А ведь тебе всего тридцать два. Представляю, как тебе неприятно».

Меня, впрочем, вообще не волновало, что обо мне думают панки. Как музыкальный стиль, панк мне нравился – его энергетика, внешние проявления, мировосприятие. И еще меня порадовало, что мой старый друг Марк Болан немедленно объявил, будто это он изобрел панк еще двадцать лет назад – высказывание вполне в духе Марка. Конечно, панковское движение меня нимало не шокировало – в пятидесятые я лично наблюдал скандалы вокруг рок-н-ролла, так что у меня выработалась невосприимчивость к общественному негодованию по поводу музыки. Я не чувствовал себя ущемленным или пережитком прошлого; вряд ли поклонники Элтона Джона стали бы публично сжигать свои альбомы Captain Fantastic, а затем чествовать панк-группу The Lurkers. Но даже если б такое и случилось? Все равно мы с панками не конкуренты. Хотя The Clash, Buzzcocks и Siouxsie And The Banshees[151], на мой взгляд, были фантастическими группами. И Джанет Стрит-Портер я счел фантастической дамой. В тот же день после телепередачи меня связали с ней по телефону, я пригласил ее на обед, и с тех пор мы – близкие друзья.