Я еще жив. Автобиография

Близился конец 1972 года, а мне никто и не сообщил, что отец был болен. Он окончательно переехал в Уэстон и редко появлялся в Лондоне. Но наш дом в конце концов был продан, а это был для меня целый конец эпохи, и мне нужно было жить дальше. Я начал снимать убогую квартирку в Эпсоме, в очень дешево обустроенном, полуразвалившемся доме, построенном еще в георгианскую эпоху. Стены были толщиной с бумагу; когда шел дождь, внутри было так же мокро, как снаружи.

В декабре 1972 года мы впервые выступили в Америке. Там у нас было два концерта. Но наше пришествие в Новый Свет оказалось не самым удачным. По приезде мы узнали, что наш американский менеджер Эд Гудголд, который также был менеджером Sha Na Na – героев фестиваля «Вудсток», – назначил нам выступление в Университете Брендайса рядом с Бостоном, штат Массачусетс. В обеденное время. Поэтому наш первый концерт на американской земле нас, прямо скажем, ужасно разочаровал. Студенты Новой Англии были еще меньшими фанатами английских рок-групп, чем мы ожидали, и нам показалось, что их больше интересует учеба или сэндвичи. Все это не сулило ничего хорошего для нашего пребывания в Америке.

Когда мы впервые в жизни подъезжали к Нью-Йорку, мы были потрясены колоссальным масштабом города, который давил на наши и так уже опущенные после концерта в Бостоне головы. Но затем мы ехали в сумерках по мосту Джорджа Вашингтона, и миллионы огней оживляли горизонт Манхэттена. Нью-Йорк! Мы видели его только по телевизору и наконец приехали туда.

Меня переполняли бурные эмоции, когда я наблюдал за поднимающимся из канализационных люков пар, чувствовал запах свежеиспеченных бретцелей[32], слышал непрекращающиеся гудки городских таксистов, когда мне открывался головокружительный вид стальных каньонов. Моя первая поездка в Нью-Йорк навсегда осталась самой памятной в моей жизни, сколько бы я раз сюда ни возвращался.

Мы поселились в Мидтауне, недалеко от Пятой авеню, в отеле «Горхэм» – претенциозном месте. Оно было в не самом лучшем состоянии. Мы немного погуляли, а потом пошли спать. На следующий день нас немного пофотографировали для рекламы в Центральном парке и рядом с легендарным местом в Гринвич-Виллидж – клубом «Биттер Энд». Затем мы отправились в Нью-Йоркскую филармонию, чтобы проверить звук, и обнаружили серьезную проблему: в США была другая звуковая система, и это значило, что наши электромеханические инструменты звучали на частоте шестьдесят герц, а не пятьдесят герц, как в Великобритании. Поэтому меллотрон (игрушка, которую мы позаимствовали у King Crimson) и орган Хаммонда были не в ладу с гитарами.

Мы придумали, как временно решить эту проблему, и с горем пополам выступили. Казалось, что публика ничего не заметила, но для Genesis концерт проходил в настоящем хаосе, даже несмотря на то, что мы все впятером каким-то телепатическим образом играли в лад. Мы ушли со сцены, поднялись в гримерку и дали волю своему гневу. Даже спустя годы любое упоминание о нашем первом выступлении в Нью-Йорке моментально выводит всех из себя, так как заставляет вспомнить весь ужас, через который мы прошли тогда на сцене.

Но тем не менее на обратном пути я был на некотором подъеме. Да, первая поездка Genesis в Америку не была такой уж удачной; но я как минимум съездил туда, а этим в 1972 году мог похвастаться далеко не каждый.

Приближалось Рождество, и я позвонил своему папе, чтобы узнать, приедет ли он в Лондон на «семейный» праздник. Я давно его не видел, и план был таков, что распавшаяся семья Коллинзов снова соберется вместе в Илинге[33], в доме Барбары Спик, накануне Рождества. Он заверил меня, что приедет.

Затем в доме Клайва раздался неожиданный звонок: у папы сердечный приступ. Доктор был уверен, что папа в состоянии перенести поездку, поэтому Клайв отправился в Уэстон, чтобы забрать его.

В доме Клайва в Ли-он-Си в течение всей ночи папа чувствовал себя хорошо. Но утром его состояние ухудшилось, и Клайв отвез его в ближайшую больницу, где ему снова стало хуже. Это был канун Рождества.

Папа скончался в рождественский день в восемь часов утра.

Честно говоря, я был, возможно, слишком сильно погружен в свои мысли, чтобы чувствовать себя удрученно (это случилось позднее), даже когда Клайв рассказал о печальных условиях жизни отца – о чрезвычайной сырости, заметной повсюду в папином коттедже; это была крайне вредная для здоровья среда, особенно – для человека с больным сердцем. Также у него, скорее всего, был диабет, и, когда его привезли в больницу, врачи хотели ампутировать ему обе ноги. Мама и Клайв решили, что он бы не захотел жить после этого.