Я это все почти забыл

шестьсот тридцать стариков и девяносто семь женщин. Выжили семь деву-

шек и несколько стариков. Ей было двадцать семь лет. У нее была подруга-

врач, они попали в концлагерь Терезин, жили в бараке, поблизости от тюрь-

мы, где до самой смерти в 1918 году содержался Гаврило Принцип, убивший

в Сараево племянника императора Франца Иосифа I, наследника австрийско-

го престола эрцгерцога Франца Фердинанда. Потом обеих отправили в Ос-

венцим. Подруга была уверена, что Рива умрет первой, так она была истоще-

на, замучена допросами. В августе сорок третьего часть мужчин из Освенци-

ма отправили в Бухенвальд, а уцелевших женщин – в Равенсбрюк. Этот ла-

герь освобождала Советская армия. Несколько узниц, боясь Советов, пошли

пешком на запад. Рива была с ними. На пятый день они вышли к Рудным го-

рам, там были почти дома.

Когда Кригеля выбрали в руководство партии, функционеры использо-

вали авторитет доктора, чтобы его устами озвучивать не слишком популяр-

ные решения. Люди ему верили, и он страдал, видя, как соратники злоупо-

требляют его партийной дисциплиной. Москва требовала от руководства

Чехословакии раскритиковать «Две тысячи слов». Никто не хотел за это

браться, Президиум ЦК КПЧ поручил это Кригелю. Надо было в эфире поспо-

рить с авторами, а среди них были его друзья. «Ты же умный, придумай что-

нибудь!» – уговаривали соратники. Кригель сам подписался бы под манифе-

стом, никогда не пошел бы на спор с авторами, но манифест все же давал за-

цепку для дискуссии. Среди двух тысяч слов было четыре десятка, казавших-

ся ему не до конца продуманными. Речь шла о требовании избавляться от

людей, злоупотреблявших властью, нанесших ущерб общественной соб-

ственности, а также от тех, кто вел себя бесчестно или жестоко. Непонятен

был механизм: кто и как об этом собирается судить; поспешная общая фор-

мулировка могла толкнуть толпу на самосуд. Франта оспаривал именно этот,

только этот фрагмент, давая понять, что принимает все остальное, но кон-

серваторам это и нужно было: «Даже Кригель отмежевался!»

Рива говорила: «Когда в 1964 году я читала письмо Раскольникова Ста-

лину, я говорила себе: вот человек, который еще в 1939 году все понимал, а я

в том же году была готова умереть за победу коммунизма. У Франтишека это

было глубоко. Андре Жид, Ромен Роллан, другие кумиры европейской куль-

туры тоже приветствовали революцию 1917 года в Петрограде, они видели в

тех событиях будущее человечества. В это верил и Франтишек. Как за это

осуждать?

Просматривая ранние дневники Франты, он их вел со студенческих лет,

я натолкнулась на запись о спорах молодежи вокруг национальной пробле-

мы. Многие думали: только коммунизм может покончить в Европе с нацио-

нальной нетерпимостью, в том числе с антисемитизмом. Он страдал, наблю-

дая, как маргинальные группы в сталинской России и гитлеровской Герма-

нии пытаются объяснить все беды мира еврейским заговором. Он даже

близким избегал говорить об одном эпизоде на июльской встрече в Чиерне-

над-Тисой… Ему стыдно было за Шелеста, вожака украинских коммунистов,

члена Политбюро ЦК КПСС, друга Брежнева» 44.

Петру Ефимовичу Шелесту неприятен был Кригель c его небольшим

ростом и иудейскими глазами, но он старался держать себя в руках. А в

Чиерне-над-Тисой, говорят, сорвался, бросил в адрес Кригеля что-то непри-

личное настолько, что чешская делегация в знак протеста покинула зал за-

седания. Что именно он сказал, воспроизвести трудно, в стенограмме это не

зафиксировано. Фразы в этом месте не стыкуются, наводя на мысль о чьей-

то торопливой редактуре. Зденек Млынарж уверяет, будто Шелест, критикуя

чехов, заметил, что «галицийский еврей» Кригель для него не партнер. Тогда

Дубчек и вся делегация поднялись и демонстративно ушли. Вечером совет-

ские участники встречи принесли чехам извинения 45.

Эпизод вряд ли заслуживает внимания; мало ли что бывает между муж-

чинами, когда нервы на пределе. Но он выдает умонастроение той части

кремлевского руководства, которая объясняла себе и народу Пражскую вес-

ну как сговор еврейской диаспоры в Чехословакии с международным сио-

низмом, с разведками иностранных государств. Как потом напишет одна из

российских газет, «в свое время от нас (граждан СССР) была скрыта главен-

ствующая роль сионизма в развитии чехословацких событий; тем самым со-

вершалось очередное ему попустительство. Сионизму было дозволено свой

чехословацкий опыт под лозунгом “перестройки” использовать в нашей

стране» 46.

Публичный выпад Шелеста против Кригеля, если он имел место, был,

возможно, бессознательной реакцией на стрессовую ситуацию, как она скла-

дывалась, когда кремлевскому руководству предстояло принимать решение

о вводе войск.

Можно было бы довериться Млынаржу, его цепкой памяти, когда бы он

был в Чиерне-над-Тисой и сам слышал. Но о дискуссиях на станции он знает

от других. А Шелест, сколько его ни донимали вопросами, происшествия не

подтверждал. Иван Сынек, сидевший на переговорах за спиной Дубчека, за-