Я это все почти забыл

«Война из-за вас не начнется. Выступят товарищи Тито и Чаушеску, высту-

пит товарищ Берлингауэр. Ну и что? Вы рассчитываете на коммунистическое

движение Западной Европы, а оно уже пятьдесят лет никого не волнует!» 2

Так и было, но опасно махнуть на все рукой и с болью наблюдать, как в граж-

данском обществе, недавно воспрянувшем, вызревает нарывом торжеству-

ющий цинизм. Элишку это касалось непосредственно; она писала диссерта-

цию «Взгляды и идеалы чешской молодежи 1960-х годов», по разным лице-

ям и школам собирала материал, опросила две тысячи молодых людей, и ей

очевидна повышенная возбудимость самых юных; вместе с рабочими и де-

мократической интеллигенцией они заявляли о себе как о носителях обще-

ственных перемен.

Этой осенью студенты Карлова университета, среди них студенты

Элишки, были в числе участников массовой забастовки, они отвергали со-

ветское вмешательство в чехословацкие дела; их унижала проводимая вла-

стями слабая и несамостоятельная политика, оскорбительная для нацио-

нального сознания. Властям кое-как удалось предотвратить переход заба-

стовки в уличные шествия, способные поднять пражские заводы и взорвать

ситуацию.

…Было около двух часов дня, когда трамвай, приближаясь к Вацлавской

площади, резко затормозил. Элишка увидела в окно, как напротив Нацио-

нального музея появился молодой человек. Что было дальше, она не могла

разглядеть, но потом услышала от очевидцев. Парень снял пальто, поднял

над собой пластмассовую бутылку, вылил содержимое на свою одежду,

чиркнул спичкой и загорелся. Именно этот момент станет ей известным по

рассказам, а сама она увидит, как человек, на котором все горело, бежал

наискосок от здания музея в сторону Дома потравин (гастронома). С плеч и

от головы над ним вздымались языки пламени, как если бы вокруг головы

сиял нимб. Площадь оцепенела, остановился трамвай. Обессилев, человек

упал на тротуар, продолжая пылать. Рядом будка трамвайного стрелочника;

когда стрелочник увидел пламя, подумал, как он расскажет потом, что

вспыхнул на ходу автомобиль, но вдруг понял, что горит человек. Он схватил

висевший на крючке полушубок, кинулся к месту происшествия. Добежав,

сбил пламя и накрыл несчастного полушубком.

Между тем вагоновожатый открыл двери трамвая, пассажиры высыпа-

ли на площадь. Элишка осталась в вагоне у окна, сверху видно лучше. Когда

мы встретимся в Праге у того места, где все произошло, она расскажет: «Все

вышли из трамвая, а у меня давнее правило: если что-то произошло, спешить

в том случае, когда способна помочь, а не стоять среди зевак, наблюдая чу-

жую беду. Я осталась у окна; сверху было видно, как к толпе над распластан-

ным на асфальте телом подъехала машина “скорой помощи”. Обгорелого че-

ловека увезли. Пассажиры вернулись, трамвай поехал дальше. Я сошла у зда-

ния радио, там работали мои приятели, сторонники Пражской весны, кото-

рых еще не успели уволить. Я ждала доктора Смрчака. Когда он вернулся, я

стала ему рассказывать, как молодой человек, видимо, сотрудник Нацио-

нального музея, поджег себя и горящий бежал по площади… “Элишка, – ска-

зал доктор Смрчак, – это студент Карлова университета. С твоего философ-

ского факультета. .”» 3

Студентов на факультете сотни, Элишка не может всех знать. И хотя ей

не в чем себя упрекнуть, она все же чувствует неловкость, как будто винова-

та, что имя одного из них, двадцатилетнего Яна Палаха, она узнала только в

горький час, когда оно облетело страну и мир.

В то самое время, когда в помещении радио Элишка Горелова разгова-

ривала с доктором Смрчаком, по Вацлавской площади, ни о чем не подозре-

вая, торопился на работу с сумкой на плече известный пражанам репортер

Ян Петранек. Потом он мне расскажет: «В стороне от статуи Святого Вацлава

я увидел группу людей; они разглядывали лежавший на вмятых гусеницами

камнях, которыми вымощена площадь, кем-то оставленный клочок бумаги.

Я наклонился и прочитал: “Полчаса назад на этом месте сжег себя студент

философского факультета Ян Палах в знак протеста против оккупации

нашей страны. Вечная ему память!” Это невозможно, подумал я; тогда мно-

гим казалось, что напряженность постепенно спадает, люди приходят в себя,

приспосабливаются. Дубчек, Черник, Свобода остаются на своих местах. Про-

тив ожидания, нет массовых арестов, никому пока не рубят головы. Люди

привыкают к оккупации, как к нормальному состоянию, надо осознать, что с

этим нам жить в будущем. И вдруг меня осенило! Это же буддийские монахи

полторы тысячи лет назад сжигали себя на площадях, не зная, как еще раз-

будить общественную совесть. Нашу успокоенность взорвал Ян Палах…» 4

Зденку Кмуничкову, научного сотрудника психиатрической больницы,

часто приглашают в клинику пластической хирургии на улице Легровой, в

ожоговое отделение для консультаций тяжелых больных. На этот раз голос в

телефонной трубке был особенно возбужден. Привезли пострадавшего в со-

стоянии шока. Очень плох. В лифте медсестра спросила, что с ним. С трудом