Чехи подбрасывали записки с требованием убираться. Подразделения отво-
дили в леса, приказывали занять круговую оборону. В конце концов, части
пришлось вывести. На политзанятиях вернувшимся говорили: «Ничего, ско-
ро все туда пойдем» 8.
В воскресенье 28 июля в полку снова зашла речь об «учениях». Когда
часть поднимали по тревоге, танки обычно выходили на четвертой минуте
(зимой с чуть большим интервалом), готовые вступать в бой. На этот раз со-
бирались основательно; нам даже разрешили погрузить с собой в машины
матрацы. Колонны начали движение в темноте. Пройдя через Дрезден и
Пирну, остановились у городка Кенигштайн, оттуда двинулись в горы, ближе
к чехословацкой границе. «Нам говорили: у чехов тайники с оружием, чест-
ных коммунистов преследуют, готовится государственный переворот. При-
езжают бывшие немецкие и чешские хозяева, расхаживают по своим преж-
ним поместьям. Чехи открыли границы для безвизовых поездок: плати день-
ги и езжай, куда хочешь. Это было дико; граница социализма, учили нас,
должна быть на замке, иначе мы пропали».
Еще из писем Николая Успенского:
«…Мы слышали об оборонительной миссии наших войск в ГДР, но у нас
в батальонах висели “Перспективные карты”. Нашей дивизии, например, в
случае чего, предстоит выступить против 5-й танковой дивизии бундесвера,
и через восемь дней после начала движения мы должны пройти по ФРГ и
Франции и выйти к Ла-Маншу.
Пойти в рейд по чужой стране всегда интересно, мы же нигде не быва-
ли. А тут интернациональный долг. Офицеры говорили в своем кругу: не хо-
телось бы на чехов идти. Один младший лейтенант, не запомнил фамилию, в
этой обстановке стал пить, писал рапорты об увольнении. Несколько моло-
дых командиров танковых взводов, недавно окончивших училища (к вечеру
20 августа их взводы стояли на границе с Чехословакией), после зачитки
приказа сильно напились и кричали: “Идем открывать Третью мировую
войну!”».
«В августе из нашей дивизии сбежал с оружием солдат кавказской
национальности. Тогда было легко уйти в ЧССР и оттуда в ФРГ. Окруженный
в горах группой захвата, он застрелился. После этого проверку личного со-
става стали проводить 24 раза в сутки. Самовольных уходов из части с ору-
жием и попыток уйти в ФРГ за время службы было немало. Я считал это без-
рассудным; в чужой стране далеко не уйдешь» 9.
18 августа под деревушкой Кота Успенский и три солдата принимали с
танков на зарядку аккумуляторы. В роту вернулись утром следующего дня. А
20 августа в 9 часов утра роте зачитали приказ: после получения сигнала
любой ценой через четыре часа выйти к юго-западной окраине Праги. На
провокации не поддаваться, но на выстрел отвечать выстрелом. Эта часть
приказа вызывала недоумение. Как разобраться, где провокация, а где нет?
Даже случайный выстрел требовал ответных действий. Нас инструктирова-
ли, как себя вести при нападении на колонну, выдали индивидуальные ме-
дицинские пакеты, по сухому пайку (предупредив, чтобы без приказа не
ели). После обеда раздавали по сто двадцать боевых патронов.
«…Расскажу о психологической обстановке в роте. Был у нас старшина
Бердов из-под Пскова. Солдаты его терпеть не могли; после оглашения при-
каза он понял, что дела плохи: обиженных им много, в боевой обстановке
можно “нечаянно” получить пулю в затылок. Через немецких ребятишек,
бродивших вокруг нашего лагеря, он достал спиртного и пригласил особо им
недовольных в машину-“летучку”, крытый фургон. Я в число приглашенных
не попал. Скоро половина роты была пьяной. И начался “концерт” до вечера.
Стоит в карауле мой земляк Якубовский из-под Новочеркасска, еле держится
на ногах. Подхожу к нему. “Хочешь, – спрашивает, – с одного выстрела попаду
в зеркало вон той “летучки”?” Вскидывает автомат, нажимает спуск – вы-
стрел! А из “летучки” выходит заместитель командира полка, подполковник.
Пуля проходит рядом с ним. Что тут началось! Потом земляк размазывал
слезы по лицу. Успокаиваю: впереди, говорю, у нас такое, что все забудется.
Около трех часов дня дали команду получить патроны. В одном из фур-
гонов – оружейная комната. Нашли старшину, ключ у него. Он пытается от-
крыть дверцу фургона; подползет на четвереньках, кое-как вскарабкается, а
рукой до замка не дотягивается. И смех, и грех. После трех-четырех заходов
командир роты забирает у него ключи, и мы получаем патроны. А старшину
запираем в фургоне. Он очухается на следующий день уже под Прагой. Выле-
зет опухший, мокрый, растрепанный. Если бы отменили бросок на Прагу, я
думаю, на следующий день половина роты пошла бы под трибунал».
11-ю гвардейскую дивизию вводили в Чехословакию полностью.
Из полка «Черные крылья» в гарнизоне оставался только музыкальный
взвод для охраны складов, казарм, семей офицеров и сверхсрочников. К по-
ловине двенадцатого ночи полк приблизился к чехословацкой границе,
остановились в метрах пятидесяти от шлагбаума. Справа здание пограно-