Я, физрук-профессор магии

Хорошенько проветрившись, мы вернулись в класс. Во время перемены я подозвал к себе Штруделя и вручил ему мелкую серебряную монетку. Судя по его удивленно вскинувшимся рыжим бровям даже этого было более, чем достаточно.

- Бери, бери, - пробурчал я. - Долг платежом красен, а бутылка без смазки не катится.

На втором уроке я показал школярам, как, ухватив противника, поворотом корпуса швырнуть его через бедро. На этот раз моей жертвой оказался Генри Стинг, которого я с радостью пару раз киданул на пол, да так, что от стука его костей вздрагивали стекла в оконных рамах. Разумеется, кипя от жажды новых знаний, его соученики тут же разбились на пары и принялись обниматься друг с дружкой. Для наших занятий мы малехо сдвинули парты, высвобождая побольше свободного места. Конечно, падать на каменные плиты было тем еще удовольствием, но выбирать не приходилось. Разве только выпросить себе класс с деревянными полами!

Мои ученики так увлеклись отрабатыванием приёма, что даже проигнорировали звонок на перемену. Пришлось чуть ли не силком выталкивать их из класса. Единственные, кто довольно вяло себя проявлял в освоение силовых чар под названием САМВеП, были вечно всего опасающийся Станкевич и Глимгер Клопс. С последним никто просто не хотел становится в стойку! Я даже сказал, что Клопсу и не нужно ничего изучать. Благо у него есть врождённое универсальное оружие - его ужасный, убийственный запах. Кажется, он обиделся.

По расписанию третьим уроком у меня шел прием зачёта у занимающихся самостоятельно страшекурсников. И, признаюсь, поначалу я малость занервничал. Как оказалось, зря, все-таки авторитет великая штука.

Когда группа лучших из лучших заполнила класс, оказалось, что все без исключения парты заняты, а в комнате даже душно стало. Навскидку собралось человек сорок. Я с самым непробиваемым видом сидел за столом и негромко барабанил пальцами по закрытому учебнику. Молчали они, молчал и я. Через минуту они стали нервничать. И как я понял, намного его больше, чем я. И тогда я расслабился. Отыскал взглядом сидевшего в среднем ряду великосветского Бориса Джонсона и обворожительно улыбнулся ему в лучших традициях Николаса Кейджа. Кажется, блондинчика проняло. Он обеспокоено вздрогнул и в поисках поддержки оглянулся на своих дружков.

- Впереди выходные, - громко сказал я. - Позади останется эта насыщенная и плодотворная учебная неделя. И я бы хотел провести два дня в мире и спокойствии. Чего любой учитель достигает путем достижения душевного равновесия. И лучше вам не портить мне всю петрушку!

От моих слов половина группы выпала в осадок, а вторая занервничала похлеще Джонсона, пытаясь понять, какого черта я сейчас сморозил.

- Сейчас сюда выйдет тот, кто по вашему мнению лучше всех в классе усвоил темы по Защите от Тёмных сил, которые вы изучали сами, в произвольном порядке, и опираясь исключительно на собственные достоинства. Если выбранный вами делегат сумеет меня убедить в том, что эти пять дней вы не дурочку валяли, а действительно занимались, я ставлю всему классу пятерки и отпускаю вас с миром.

По классу пронёсся гул одобрения. Наверняка наслышанные о моих драконовских методах, школьники ожидали, что я начну их пытать с особой изощренностью, а тут нате вам! Они начали совещаться. Я терпеливо ждал, всем своим видом выражая абсолютное космическое спокойствие и уверенность в собственной многовековой мудрости.

Наконец один из отличников уверенно поднял руку. И это был не Борис Джонсон. Я разрешил ему встать. Долговязый паренек в идеально сидевшей на нем бордовой мантии и косым пробором на короткостриженной голове представился:

- Ученик седьмого курса Антуан Задрокович, сэр! Позвольте начать, сэр!

Я поморщился от его звонкого голоса. Тоже мне, американский морпех выискался, ещё начнет меня сержантом называть!

- Дозволяю, Задротович.

- Задрокович, сэр!

- Да по херам.

На миг он смешался, вызвав невольные ухмылки у одноклассников, но быстро пришел в себя и затараторил. Насколько я успевал вычленять из его речи, не он тоскливую ахинею касательно теории и становления Защитной магии. Короче, переливал из пустого в порожнее. Насколько я помнил из пролистанного, он едва ли не слово в слово воспроизводил написанные в учебниках догматы. Я поморщился, вызвав зачатки паники на его лице, но не перебивал. Пусть мальчик выговорится. Зря он что ли старался, зубрил всю эту нудноту?

Когда фонтан его красноречия иссяк, класс погрузился в несколько тревожное ожидание. Я за компанию молчал вместе с ними, нагнетая эффект. Задрокович ( дал же бог фамилию!) побледнел. На его породистом лице отразилась и тревога и усиленная мысленная работа, словно он пытался понять, на чем умудрился опростоволоситься.

- Я вижу, что вы нелохо изучили текст, мистер Задрокович... Я же хотел узнать, чему вы научились вместе со своими товарищами за прошедшую учебную неделю, часы которой, посвящённые изучению моего предмета, были отданы вам в свободный откуп. Итак?