Я говорил, что лучше промолчать?

– Даже не верится, что она… – Иден, словно подавившись этим словом, умолкает.

– Мне тоже.

Открываю шкафчик над раковиной, и тут внезапно до меня наконец в полной мере доходит: Тиффани беременна. Я не готов… не готов! Мне всего семнадцать. Я страдаю депрессией. Я родился, когда отцу было столько же, сколько мне сейчас, и вот к чему это привело. Боюсь стать таким же, как он. Я не могу растить ребенка! Мои родители по крайней мере любили друг друга. В отличие от нас с Тиффани.

Похоже, меня сейчас вырвет. Быстро склоняюсь над унитазом, опершись о стену. Желудок мучительно сжимается, хотя ничего не происходит.

– Черт! – хриплю я.

– Даже не знаю, что сказать. – Иден подходит ближе и гладит меня по спине. Продолжаю стоять, согнувшись над унитазом, и тяжело дышу. – Что же теперь будет с нами?

– С нами?

– С нашими отношениями, – уточняет Иден. – Ты вернешься к Тиффани?

Новый приступ тошноты едва не выворачивает меня наизнанку, и все же я чудом сдерживаю рвоту. Вздыхаю и выпрямляюсь. Голова кружится, мне совсем плохо. Я в любой момент могу потерять сознание. Поворачиваюсь к Иден. Видно, что ей тоже страшно.

– Понятия не имею, – бормочу я. Сейчас я не в состоянии рассуждать о том, что будет между нами. Прежде всего нужно найти ночлег и поговорить с Тиффани. Все остальное – позже. – Дай мне сначала разобраться с другими проблемами.

– И я понятия не имею, – сникает Иден.

Достаю из шкафчика над раковиной бритву и зубную щетку и кладу их в сумку. Пора уходить. Мама хочет, чтобы я покинул дом, а я не заслуживаю даже того, чтобы просить у нее прощения.

– Возьми. – Иден кивает на что-то, лежащее в шкафчике, и печально улыбается. – На случай, если будет совсем тоскливо.

Проследив за ее взглядом, понимаю, что Иден говорит о бутылочках с антидепрессантами на верхней полке. В горле вновь встает ком. Я практически никогда не пью таблетки, предпочитая им другое средство. Пусть оно запрещено законом, зато помогает гораздо лучше. Сейчас мне как никогда нужна доза, но я запрещаю себе об этом думать. Моя жизнь и так летит под откос. Нельзя еще больше усугублять положение, поэтому послушно сую баночки в сумку. Не уверен, что буду их принимать, но попытаюсь. И ради Иден, и ради себя самого.

Снова смотрю на Иден – девушку, которую я по-настоящему полюбил. Она все еще со мной, несмотря на то, что обо мне узнала. Искренне за меня переживает, хотя я этого не заслуживаю. Жаль, что я не могу дать ей большего. Иден слишком хороша для меня. Я ее недостоин.

Вместо слов прощания привлекаю ее к себе и, закрыв полные слез глаза, утыкаюсь лицом ей в макушку. И почему я раньше так не обнимал Иден? Удивительно приятно просто стоять с ней рядом, наслаждаясь ее нежностью и теплотой. Мы ведь созданы друг для друга. Иден обхватывает меня за талию и прижимается щекой к моей груди. Как же не хочется расставаться…

Целую Иден в лоб и тихо обещаю:

– Я все улажу.

Потом в последний раз стискиваю ее в объятиях и наконец с грустью отстраняюсь от нее. Моя бы воля, я бы никогда с ней не разлучался! Как жаль, что все так вышло…

Ободряюще киваю Иден и выхожу из ванной. Мне мучительно тяжело покидать этот дом. Плетусь в коридор, не оглядываясь, потому что чувствую: стоит мне еще раз на нее посмотреть, и я разрыдаюсь.

– Я буду надеяться, – произносит Иден мне в спину, и я наконец даю волю слезам.

57

Пятью годами ранее

Меня захлестывает волна паники, я цепенею от ужаса. И вдруг неожиданно успокаиваюсь. Скоро все закончится. Отец больше не сможет меня обидеть. Не будет ни лжи, ни страданий, ни боли. А это… это все, что мне нужно.

Внезапно начинаю желать этого всем сердцем. Наконец-то все прекратится раз и навсегда! Отцу только и надо, что ударить меня посильнее или чуть дольше задержать руки на моем горле. И, наверное, он так и поступит.

Мысль о том, что меня не станет, приносит с собой странное умиротворение. Скоро я окажусь в безопасности.

Надеюсь, мама не будет грустить обо мне слишком долго. Я очень ее люблю и уже скучаю. Не хочу, чтобы она плакала. Джейми и Чейз, наверное, не станут обо мне так уж тосковать. Теперь они смогут полностью забрать приставку себе. Это их утешит.

А отец… Пусть он поймет, как я страдал из-за него последние четыре года, и пожалеет о содеянном. Пусть его до конца жизни мучает совесть, и он никогда не оправится от чувства вины.

Как это грустно: погибнуть от рук родного отца – человека, который должен, наоборот, защищать меня и вдохновлять своим примером; который к тому же постоянно твердит, что любит меня.

Теряю сознание, уплываю в темноту, и в душе воцаряется покой.

Я смирился с неизбежным.

58

Наши дни

С гулко бьющимся сердцем жду, что вот-вот откроется дверь. Секунды тянутся бесконечно. Уже поздно. Уличные фонари рассеивают мягкий оранжевый свет, а свежий вечерний ветерок приятно холодит кожу. Опустив голову, поудобнее поправляю висящую на плече сумку.