Я и мой автомобиль

 - Выруби его к стреляной матери, елкин корень! - заорал Борис.

 Выключателя не было. Борис дернул провод кусачками, и в мире наступила первобытная тишина без музыки и поучений. Тишина, как на родине Кузьмича, в деревне Духово.

Сердце мотора билось мягко и ровно. Генка расплылся во всю кирпичную рожу.

 - Лады, - сказал завгар.- Работает.

 - Работает,- сказал Борис лениво,- куда ему деваться... И стал вытирать руки концами.

Они выкатили автомобиль на подворье и завалили его на бок, подложив старые покрышки самосвалов. Наступил черед Кузьмича. Завгар снял робу, принимая нормальный вид. Сказал Борису:

 - Соедини провода...

 - А ну его...

 - Соедини, соедини, - дружелюбно повторял завгар, - веселее будет... Политмассовая работа.

Электрик Костя безропотно полез к динамику, и притихший было мир огласился победным маршем.

 - Веселее будет, будет веселее,- пробормотал Кузьмич, налаживая горелку.

И тогда появился Герасимыч.

Он появился в синем бывалом плаще, крупнолицый, костлявый старик с железными пальцами, протянул руку Кузьмичу и, ни на кого не глядя, стал осматривать лежащий на боку автомобиль. Он рассматривал его, засунув руки в карманы и не говоря ни слова.

Генкины легионеры стояли на почтительном расстоянии, но Герасимыч пуганул их голосом, неожиданно тонким для такой своей жилистой и ширококостной комплекции:

- Вам что - дела нет?!

Легионеры рассмеялись в голос и пошли делать постылые грузовики.

Прошло еще два дня. Кузьмич лазил по днищу с горелкой, худые места оплывали синим металлом.

И наконец легионеры легко, как выздоравливающего больного, поставили автомобиль на ноги.

Герасимыч переоделся, раскрыл чемоданчик и достал технику. Не наждачные бумажки, коими елозь до утомления, сдирая старую краску, не шкурки, коими чисть, высунув язык, а веселую небольшую машинку, культурную машинку собственного изготовления, как малый утюжок, чтоб работа была приятной, как мечтал в свое время Максим Горький. Герасимыч подключил утюжок и пошел отглаживать до металла - быстро и хорошо, без пота, без одышки, с высоким качеством.

 - Техника! - уважительно галдели Генкины легионеры.

 - А кто вам мешает технику завести? - отвечал Герасимыч.

 - Вот на пенсию выйду - заведу,- веселился Генка.

 - Ни хрена ты не заведешь... Нет у тебя к себе уважения...

Он отдраил машину догола, долго и вдумчиво шпаклевал ее, будто писал картину Рембрандта, и наконец стал ладить красильный пистолет. Маляр Тимофей смотрел на его работу, как на фокус.

И вот автомобиль загорелся, как с конвейера.

Кузьмич, чистенький, в вылинявшей спецовочке и в новом картузе, сладко пригорюнясь, стоял перед машиной, сложив руки на животе. Генкины легионеры, вытирая руки ветошью, ходили вокруг, ласково матерясь.

 - Хоть целуйся с ней, елкин корень! - сказал Борис.

 - Теперь первое дело - не тушеваться,- добавил Генка.

И я понял, что надо доставать кошелек. И я достал его и роздал имение свое, которое нажил тем, что заблаговременно заложил душу в одном издательстве. Душа была оценена невысоко, денег не хватило бы и на закуску, несмотря на то, что в таких случаях закуска бывает скромнее даже, чем на дружеском рауте в посольстве, куда лучше всего приходить немедленно после плотного обеда.

Я роздал имение свое под дружное одобрение ближних своих, стараясь думать главным образом о том, что все суета сует и всяческая суета, как говорил царь Соломон Давыдович, а также о том, что деньги - дело наживное, как мог бы сказать другой Соломон Давыдович, заведующий магазином номер двести три. Я раздавал имение свое, шепча бессмертные стихи знаменитого мудреца из Рустави:

То, что спрятал - то пропало.

То, что отдал - то твое...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Карпухин подошел к Анютке и, увидав перед собою довольно миленькую голубоглазую особу, снял кепку:

 - Извините... Как вас зовут?

 - Я не знакомлюсь на улице,- нервно перебила Анютка.

 - Хорошо,- отступил Карпухин,- я подожду. Мы познакомимся в кафе.

Анютка засмеялась:

 - В каком еще кафе?

 - Если угодно, в кафе «Лира». Это здесь рядом... Хотите, я вам скажу, зачем вы здесь?

 - Ну зачем?

 - Сейчас вас показывают из окна одному человеку. Вашему свидетелю.

Анютка насторожилась:

 - Какому еще свидетелю? Не знаю, о чем вы говорите...

 - Не бойтесь меня, - сказал Карпухин.

 - А я вас не боюсь. Чего мне вас бояться? Не знаю, о чем вы говорите.

- Вас зовут Анна Ивановна Сименюк?

- А вам зачем?

 - Видите ли, - сказал Карпухин, - вы мне понравились еще тогда, когда я вас впервые увидел во время аварии. Помните? Вы стояли такая растерянная, когда мой товарищ принес вам свою визитную карточку... И этот несчастный старик, которого увезли на «скорой помощи»... Ужасная встреча...

Анютка облизнула губы. Она попала в весьма затруднительное положение. Может быть, этот бородатый нахал подослан следователем. Как быть?

 - Как вас называют друзья? - не унимался Карпухин.- Нюра? Аннет? Анечка?

 - Анюта,- ответила она, оттягивая время.

 - Вы меня боитесь, - просительно сказал он, - а я вас не могу забыть с того момента...

«С какого момента, - подумала Анютка, - никакого момента не было, чего он привязался?»