Я и мои (бывшие) подруги

А расстались они, как и жили — друзьями.

Накупив на распродаже меховых полушубков из котов, покрашенных под шиншиллу и кролей, покрашенных под соболей, она вернулась домой в приличном статусе разведенной женщины. В те времена это было куда лучше, чем самый низкий статус женщины, ни разу не побывавшей замужем, даже как бы и не женщины совсем, а чуть ли не представительницы индийской касты «неприкасаемы».. Не перестаю ужасаться, в какой дикости мы жили еще совсем недавно. Моя здешняя знакомая, незамужняя русская женщина, которая никогда особо не стремилась замуж, рассказывала, что для нее самое приятное в новой стране оказалось спокойно-равнодушное, нормальное отношение к ее незамужнему состоянию, от которого окружающие «вынуждали» ее страдать в Союзе своим жалостливо-презрительно-подозрительным отношением.

Рита приезжала еще пару раз на распродажи. Останавливалась у бывшего мужа, пока того не прибрала к рукам местная бойкая и уверенная в себе Катрин, с ребенком от предыдущего друга. Она дала нашему Портосу семейный уют, ежедневный горячий обед и жизненные рамки: это делай, а это — нет. Бывшую жену больше не приглашай, иначе секса лишу. А заодно и горячего обеда. Видимо, ему нужна была именно такая жена. Не жена-друг, разводившая демократию в семье, а жена-жена, не тиран, но и без всяких там подозрительных вольностей. Просвещенный монарх, одним словом. Екатерина Вторая.

Потом Рита по объявлению познакомилась еще с одним местным жителем, в наших глазах, с иностранцем — благо разговорный язык она приобрела. Не пропадать же знанию иностранного! Она приехала по его приглашению, пожила у него некоторое время, но, видимо, и там что-то не заладилось. На обратном пути она остановилась у меня.

Это была наша последняя встреча. Мы много смеялись, болтали легко и непринужденно — с ней ведь всегда было весело и интересно. А потом распрощались, расстались и разошлись как в море корабли. Похоже, навсегда.

Я так многому научилась у нее. Лишь с годами я поняла, как мудра и права она была в своем отношении к жизни. Жизнь похожа на детскую книжку-раскраску. Она — нейтральная. И лишь от нас зависит, какими красками мы ее расцветим. Лишь от нас.

По молодости и глупости я не понимала этого и провела свои лучшие годы в серых, мрачных тонах. Я боролась с судьбой, жалела себя и мечтала о несбыточном: вернуться в свое светлое прошлое, в свою страну, к любимым друзьям и семье, в комфортную атмосферу привычного, с ясными перспективами и уверенностью, что все будет. Я не принимала, не ценила и не наслаждалась той единственной жизнью, которая только у тебя и есть — не раскрасила свою книжку-раскраску в яркие, веселые и счастливые тона. Хорошо, что Боже наказал меня всего лишь миомами, всего лишь… Я легко отделалась. А Ритка — умница — она каким-то чудом знала, что жизнь прекрасна всегда и везде, и нечего устраивать из нее античную трагедию.

Милая Рита, как ты там? Как сложилась твоя судьба.

Нашла ли ты свое счастье, как в конце концов его нашла я.

Раньше, изредка бывая в Москве, я все порывалась позвонить ей, да так и не позвонила. Поскромничала. А зря.

Когда я вспоминаю ее, у меня всегда невольно на губах появляется улыбка. Ритка, ты была классная девчонка.

Жаль, что нас развела жизнь. Ей-богу, жаль. Я помню тебя.

Я желаю тебе добра!

Глава 8 Миома

Не зря меня посетило такое беспокойство по поводу визита к новому врачу. Это не регулярный поход в кабинет веселой гинекологини в альтернативно-феминистском платье из холщовой ткани и подобием чалмы на голове.

Есть и такой тип среди коренных жительниц той страны, где я живу. Правда, живу без корней. Предстоял поход к главному врачу поликлиники при университетской клинике, а это калибр значительный. И вот он состоялся.

Оказалось, что у моей миомы-матери появилась миома-дочка. И, может, не одна, просто остальные через УЗИ рассмотреть не удалось. Матка большая и прикрывает их всех, как настоящая мамаша-курица прячет под крыльями своих птенчиков от коршуна-хирурга. Итак, теперь я «счастливая» обладательница по меньшей мере, двух миом, и впредь следует обращаться к ним во множественном числе.

На этот раз, мои милашки, я вас отстояла. Врач оказался хирургом, и ему сразу захотелось вмешаться в мое нутро, пусть минимально-инварсивно, лапароскопически, (что не одно и то же с микроскопически), и установить там свои порядки. Мой внутренний голос обрел силу звука труб Иерихона, и громоподобно возмутился: «Не-е-ет! Еще чего!» Да я и без внутреннего голоса придерживаюсь убеждения, что на операцию не по жизненным показателям соглашаться не надо. Народ в своей простой мудрости выражает это следующим образом: пока петух не клюнул, под нож не ложись.