Я и мой оригинал (СИ)

Комнату накрыла тишина. Риган возвращаться к диалогу не спешил, я тоже. Огонь медленно затухал, язычки пламени становились все меньше и меньше, из-за чего комната постепенно погружалась во тьму. Можно было бы подкинуть дров, но для этого надо было встать, подойти к дровнице, взять пару поленьев и сунуть в камин. А мне не хотелось шевелиться. Не только потому, что казалось будто даже малейшее физическое усилие может спровоцировать новый виток боли, но и потому что тогда, в тот момент, мне показалось, будто вселенная замерла. И все остановилось. Растерянность, нерешительность, слабость. Все те чувства, которые преследовали меня долгие годы, все те эмоции, с которыми я просыпалась и засыпала. Это был тот редкий момент, когда ничто не терзало мою душу, когда мне было спокойно.

Через четыре месяца после этого Риган погиб. За эти четыре месяца столько всего произошло. Моя жизнь перевернулась с ногу на голову, сделав такой умопомрачительный кувырок, от которого я вообще перестала ориентироваться в чем-либо, кроме собственных чувств к Ригану, зародившихся однажды вечером и с каждым днем становившихся все сильнее и сильнее. В них я была уверена. Почему?

Потому я никогда не испытывала ничего подобного — таких глубоких, ярких, сильных эмоций по отношению к другому человеку. Это было так, как если бы я всю жизнь прожила, видя мир черно-белым, а после появился он и показал мне другие краски. Показал, что мир бывает и красным, и синим, и желтым, и фиолетовым. Показал мне как смешивать цвета и создавать новые оттенки. Свои собственные оттенки. Только для себя. И только для него. Умом я понимала, что с каждым прожитым днем я становлюсь все менее похожей на себя прежнюю и что люди не способны меняться так быстро и так кардинально. Если только их не заставляют это делать. Но в какой-то момент пришло осознание — мне все равно. Просто все равно.

Уже потом, в мой первый длительный запой, Сашка спросил, отбирая у меня бутылку дешевой отвратной водки:

— Ты что, действительно в него влюбилась?

Это был первый и последний наш разговор на эту тему, которую более ни он, ни я не поднимали.

А потому я ответила, ответила так честно, как никогда прежде:

— Ты знаешь, как дышат дельфины? Каждый вздох и каждый выдох для них — это осознанный выбор. Выбор жить. Но жизнь свою они могут оборвать, просто перестав предпринимать к этому усилие. Вот так и я жила до встречи с ним — делала осознанное усилие, направленное на то, чтобы прожить еще один день. Каждый день я вставала с кровати, говоря себе, что это последний. Последний день, который мне нужно прожить. Я обещала себе, что это будет последний. Так мне удавалось заставлять себя оставаться в этом мире как можно дольше. А потом появился он. Я не знаю, что именно было между нами. Любовь? Кажется, это слишком простое слово. Мои чувства к нему не были лавиной, которая в один миг обрушивается на твою голову. И все же они были слишком сильными и слишком неожиданными для меня, слабой и неподготовленной. Да и можно ли вообще к такому подготовиться? Пока дети взрослеют их учат столько всему, но не обучают главному — как жить в этом мире. И как в нем любить кого-то… Я не знаю, кем мы были друг для друга, но одно мне было известно точно — моя жизнь из осознанно-выбранной превратилась в неопределенно-автоматическую. Я жила не потому, что я сделала такой выбор, проснувшись по утру, сосчитав все трещинки на потолке и убедив себя, что жить надо, пойдя на компромисс с волей и совестью. Я жила, потому что он был рядом, не задумываясь о том, который из следующих рассветов станет для меня последним. Он был рядом. И это было достаточной причиной чтобы жить. Любила ли я его? Наверное. Нет. Не знаю. Просто… рядом с ним было больше причин дышать. Рядом с ним было тихо. Тепло. И спокойно.

35.

— Знаешь, ты такая милая, когда сопишь во сне, — мягко проговорил знакомый голос. От теплого дыхания зашевелились волосы на виске.

Я улыбнулась сквозь сон и игриво возмущенно ответила:

— Я не соплю, я же не ежик.

— Ты ежик, — нежные губы скользнули вдоль шеи к ключицам и ниже по коже, оставляя цепочку согревающих поцелуев.

Я улыбнулась еще шире и довольно потянулась сытой кошкой, ощущая необычайный прилив сил. Словно меня окутывали солнечные лучи, наполняя светом и энергией, как если бы я подключилась к мощному источнику питания, который возвращал меня к жизни. Давно со мной такого не было — ощущения внутреннего тепла, безмятежности, умиротворения, которое напоминало о давно прошедших днях, тех днях, когда у меня была надежда. Надежда на будущее, в которое я смотрела робко, с опаской, но все же смотрела.

— Как ты могла так себя запустить? — тихо, но суровея с каждым словом проговорил голос. — Еще бы чуть-чуть, и ты бы уже не проснулась.

— Что за глупость? — хихикнула я, все еще не открывая глаз и наслаждаясь сладостью полудремы.

— Да, умереть во сне действительно крайне глупо, — уже без пришептывания рявкнул голос и меня с силой встряхнули.

Распахнув глаза я в первый момент подумала, что брежу. Второй пришла мысль, что я все еще сплю.