Почему так часто испытывают взаимную скованность люди, которым как будто бы нечего скрывать друг от друга? Не потому ли, что каждый из них подсознательно боится неодобрения со стороны другого? Неодобрения какого-то неопределенного… Эту скованность они просто внушают друг другу и каждый — Друг через друга — себе. Укрепляется непроизвольный прогноз. Так могут проходить мучительные часы, а иногда месяцы и годы. Алкоголь обычно снимает это ожидательное торможение: под его влиянием человек начинает все в меньшей и меньшей степени смотреть на себя глазами других. Вначале это создает иллюзию освобождения и общности. Потом — «шумел камыш», тяжкое похмелье и отчуждение. Пьяным кажется, что они общаются проникновенно, как никогда: трезвый же, попав в их компанию, видит, что каждый говорит в основном лишь сам с собой и для себя, беспорядок и уровень шума резко повышены.
Тем же «ожидательным торможением» можно объяснить и явление «третий лишний» (ситуацию, уже описанную во второй главе), когда трое друзей, собравшись вместе, испытывают неловкость и скованность. Дело, очевидно, в том, что между каждой парой образуются несовместимые ожидания. Для Петра я один, для Максима — другой, а быть сразу двумя невозможно.
Ожидания других людей как бы становятся нами самими. Мы мыслим и чувствуем своими образами в глазах других, внутренними моделями «я для других». Мы живем для других, даже будучи в полной уверенности, что живем для себя.
Это можно назвать инстинктом социального одобрения. Кажется, это и есть главный инстинкт человека.
В этом сходятся артист и ребенок, обыватель и гений, только разными путями и на разных уровнях. Апогей этой потребности есть поиск любви. И одинокий творец, работающий как будто лишь для самоудовлетворения, не заботящийся и не помышляющий о признании, — и он тоже следует этому инстинкту: только люди, в оценке которых он заинтересован («референтная группа», как говорят социологи), — некая абстракция, какой-то дальний, рискованный расчет на будущее. Своя референтная группа есть и у сумасшедшего псевдогения, но математики назвали бы ее мнимой величиной.
Когда четко осознаешь это, на многое начинаешь смотреть по-другому.
Мне думается, в жизни нашей многое могло бы перемениться к лучшему, не будь мы так скупы на личное, непосредственное одобрение. В нашей жизни преобладают установки отрицательские, разносные, как-то так повелось. Дар доброжелательства редок, и мало кто умеет хвалить. Между тем дар одобрения ни в коей мере не противоречит требовательности и критичности. В сочетании того и другого, кажется, и состоит подлинная интеллигентность. Не уметь ругать, но уметь сказать. Я знаю одного человека, который о тех, кого я зову подлецами, говорит только: «Я его знаю». И все ясно.
Я ДЛЯ ДРУГИХ ЭТЮД О ЗАСТЕНЧИВОСТИ