Я и рыжий сепар

Мы посетили один из лагерей в пригороде столицы. По сути, он представлял собой большое общежитие, многоэтажное здание, поделенное на сотни комнат. Двор был набит малышами, они переживали свои детские проблемы и радости и вряд ли осознавали, что еще совсем недавно жили под ИГИЛ. Мы начали обходить комнаты и расспрашивать взрослых, но быстро поняли, что это бесполезно. Мужчины и женщины отвечали на вопросы по шаблону, их страхи можно понять.

Увидев, что мы отчаялись и собираемся уезжать, сопровождавший нас глава поселения предложил заехать на традиционный сирийский кофе к его другу-художнику. Мужчина бежал из Пальмиры.

– Когда ИГИЛ захватил город, я три дня вообще не выходил из дома, потом решился. Пройдя квартал, я увидел на пятачке, где обычно покупал в палатке овощи, три обезглавленных тела. Сразу закружилась голова, я чуть не потерял сознание.

Ландшафтному дизайнеру М. под пятьдесят. Высокий колоритный мужчина с седыми усами, античной статью, длинными и изящными пальцами художника, глубоким взглядом. Слабым этого человека не назовешь. Но и в нем «дауля» посеяло что-то такое, из-за чего он категорически просит не называть его имя и не показывать лицо.

– Мы с женой прожили в Пальмире еще десять дней после прихода игиловцев, потом убежали через пустыню в Эль-Карьятейн, а оттуда уже добрались до Дамаска.

– Как игиловцы относились к детям в Пальмире?

– Это отдельная история. Взрослые боевики подходили к малышам и начинали очень дружелюбно общаться. «Сколько тебе лет? Как тебя зовут? Ахмад? Молодец, Ахмад! Ты вырастешь умным и сильным мальчиком! Вот тебе тысяча лир!»

– Что, прямо детям деньги раздавали?

– Да! Небольшие суммы, конечно, но я сам видел, это правда! Очень уважительно с ними обращались. А где-то спустя неделю устроили для детей кинотеатр под открытым небом. Установили большой экран, каждый вечер устраивали просмотры. Дети уже знали время и сами заранее собирались на площади.

– Что показывали?

– Свои видео, как идут в бой, тренируются. Рассказывали о героизме. После таких просмотров потом вперед выходил молодой иностранец, тунисец или марокканец, кажется, и начинал их развлекать. Дети в нем души не чаяли. Я слышал у соседей, как малыши плакали, если родители не пускали их на эти собрания.

– А у самих игиловцев были дети?

– Многие из них чуть позже привезли в Пальмиру целые семьи. Но их дети не общались с местными малышами.

– Почему?

– У них так было заведено: взрослые общаются с нашими детьми, а их дети поучают наших стариков.

Пусть теперь кто-то мне скажет, что это не железный расчет. Когда стариков учат морали пятилетние мальчишки, старикам волей-неволей становится стыдно. Когда к детям обращаются опытные боевики как к равным – ребенок волей-неволей начинает гордиться собой и хочет быть похожим на собеседника.

Дети для ИГИЛ – не только цель, но и средство. Прямо как в игре «чай-чай-выручай». Только получается, что все сами застукали друг друга, пока «вода» ходил за пряниками.

Замаскированные

Затонированный джип занесло при объезде дорожной пробоины, Хайдар практически весь свой вес перенес на соседа справа. Тот недовольно закряхтел. В салоне было тесно. Три человека на заднем сиденье помещаются с трудом – понятное дело, все в разгрузках и с автоматами. Хайдар посередине, между ним и другим сослуживцем упертое в пол РПГ-9.

Ополченец ненавидел сидеть посередине. Особенно когда автомобиль мчится по территории врага. Любая нештатная ситуация, обстрел – и ты последний, кто выберется из машины, а значит, шансов сгореть в ней в случае попадания в корпус вражеского гранатомета значительно больше, чем у остальных. Одним словом, место у двери надо еще заслужить. Хайдар впервые участвует в операции в составе группы спецназа национального ополчения провинции Хасака. В отряд он пришел чуть больше месяца назад. До этого воевал на стороне террористов. Конечно, там они называли себя совсем по-другому – «моджахедами», «воинами Аллаха», еще раньше – «повстанцами». Но это было совсем давно.

Сейчас Хайдар был сосредоточен на дороге и на новых кроссовках. Он одолжил их у Саллаха, тоже бывшего боевика, специально для такого неординарного случая – впервые ему выпала возможность проявить себя в операции правительственных сил. Теперь ополченец жалел о совершенной обувной рокировке – Саллаху он оставил поношенные кеды, тот скрепя сердце согласился, понимая, так сказать, ответственность момента, – и вот теперь почти неношеные «эиры» жмут невыносимо. «Нет ничего тревожнее обуви, которая тебе жмет, и места на заднем кресле посередине», – не уставал повторять про себя Хайдар, но от этой мантры мандраж перед боем становился только сильнее.

– Хайдар, эта трасса наверняка тебе знакома? – частично оттянув с подбородка обтягивающую маску и повернувшись к нему с переднего кресла, спросил капитан Джамал, командир их небольшого отряда.