Я и Тёмка

Артём показал пальцем на буфет. Там стояла большая ваза с конфетами.

– Конфетки! – сообразил Андрей. – На! Всю вазу тебе! На! Иди и не приходи больше!

Он схватил Артёма за руку, в другую руку взял вазу и потащил в комнату.

– Нам захватил пяток, – сказал Андрей, возвращаясь, – а то всё схомячит и не заметит.

– По-моему, ему столько конфет нельзя, – проговорила я.

– А что с ним будет? Зубы повылетают? Так у него новые вырастут. Ха-ха-ха!.. Не боись.

Мы сели играть, но Андрей всё никак не мог начать. Потрясёт мешок с бочонками, на дверь посмотрит… Достанет бочонок, на дверь посмотрит…

– Ну, чего ты? Артём теперь час будет конфеты жевать. Начинай.

– Барабанные палочки! – радостно произнёс Андрей и, замолчав на секунду, заорал: – Я сейчас его убивать буду!

– Что? – не поняла я.

Сзади стоял Артём и улыбался перепачканным в шоколаде ртом. Я даже засмеялась:

– Долго же тебя не было!

– Ты исчезнешь сам? – придвинув своё лицо к мордашке мальчика, серьёзно спросил Андрей. – Или тебе помочь?

– Он не понимает, что ты ему говоришь. Ну, чего тебе теперь? Ты что, все конфеты съел?

Артём кивнул головой и показал на набитые карманы брюк.

– Про запас, – ухмыльнулся Андрей.

– Тебе что, там страшно? – спросила я.

Артём отрицательно покачал головой.

– Скучно?

Артём снова покачал головой.

– Ты чего-то хочешь?

– Масинки.

– Масинки? – не поняла я.

– Машинки он хочет.

– Возьми машинки, где они?

– Ничего не возьми! – закипятился Андрей. – Он мои коллекционные машинки хочет взять… Они в зале под стеклом стоят. Это не игрушка! Понял! Даже я в них не играю. Они для красоты.

Андрей взял Артёма за руку и опять повёл в зал.

– Предлагаю уйти на лестничную клетку, – входя обратно, объявил Андрей. – Это надо же! Как с ним родители справляются? Ужас! Просто ужас!

Пока мы рассуждали о том, как хорошо, что у нас нет младших сестёр и братьев, к нам никто не приходил.

– Слушай, давненько его нет. Пошли, посмотрим, что он там делает?

– Пошли, – ответила я.

Когда мы вошли в комнату, Артём стоял на стуле и доставал очередную машинку из серванта.

– А! – закричал Андрей, подбегая к Артёму и вырывая из рук машинку. – Ты что делаешь? Я тебе сказал ничего не брать! А на полу-то! Он почти все машинки достал! Ах ты! Зараза! Дверцу от «Волги» отломал… Кто это отломал? Кто?! Я тебя спрашиваю!

Артём от неожиданности замер, а потом как заорёт… Слёзы брызнули в два ручья, а крик поднялся такой, что захотелось заткнуть уши. Тут в комнату влетела баба Валя.

– Что случилось? Маленький! Золотой мальчик. Что вы с ним сделали?

– Ничего мы с ним не сделали, с твоим золотым мальчиком, хотя надо было бы ему по голове настучать! Он мне машинку сломал!

– Ничего с твоими машинками не случится. А он живой, не нужно на него кричать.

– Он-то живой, а вот я сейчас дуба дам! Никаких детей в моём доме! – прокричал Андрей, встав в центре зала и подперев бока руками. – Никаких и никогда! Я их не перевариваю!

– А ты с фесталом попробуй, – посоветовала баба Валя и увела Артёма на кухню.

– Я его с кетчупом и майонезом попробую! – Андрей сердито сел на диван. – В лото больше не хочу, всё настроение испортили…

Трудовой лагерь

Ура! Какое счастье, закончились восемь классов нашей школьной жизни! Только двор, только улица и только отдых! Сегодня последнее классное собрание. Нам скажут напутственные слова и отпустят на все четыре стороны… Уже нет никаких сил сидеть за партой. Состояние «прыгающе-бегающее» какое-то.

Мы рассаживаемся. Я стучу Кошкина учебником по голове: он забрал мой пенал. Андрей играет в крестики-нолики с Лёшкой Стрелковым, кто-то кидает самолётики. Всё как всегда. Но вот входит Александра Захаровна, наша классная: мы замолкаем, и тут выясняется…

– В августе едем в трудовой лагерь, – сообщает учительница. – Родителей поставлю в известность сегодня вечером. Первого августа жду вас на крыльце школы в 9:00. С собой взять одежду для работы и отдыха. Всё понятно?

Что тут началось!

– Куда?

– Это что? Это… Ну, вообще…

– Какой лагерь?

– А каникулы?

– Я летом отдыхать хочу!

– Что за фигня такая?

Александра Захаровна даёт нам время на вопли и негодование. Когда же мы выпускаем пар, заканчивает:

– Это будет не просто сбор урожая. Вы получите свой первый заработок. А теперь все свободны. До первого августа – и хорошо вам отдохнуть.

Возвращаясь домой, мы с Андреем возмущаемся:

– Ну и что это такое? А если я на юг в августе ехать собирался?

– Ахинея какая-то, – вторю ему я. – Наше лето. Почему, например, в сентябре не поработать?

– А название-то! Название-то какое! ТРУДОВОЙ ЛАГЕРЬ!

– Это уму непостижимо! Работать в каникулы!

Мы идём и злимся, а дома рассказываем бабе Вале «о безобразии». К нашему удивлению, она не разделяет негодования:

– Ну и хорошо. Побудете на свежем воздухе своей компанией. А заодно научитесь трудиться – и, надеюсь, чужой труд ценить.

Родители тоже нас не поддержали и мы успокоились. Что возмущаться, когда все за этот лагерь?