Я и ты

Мы выгрузились у дома, где для наших девушек модельное агентство снимало квартиру. А само агентство находилось напротив. Скромную квартирку из трех комнат с малюсенькой кухонькой занимали пять человек. Нашей «мисс краса» для одной отвели самую большую, в которой и поселился мой попутчик. Я осталась у них до вечера ждать своих парижских друзей, которые после работы должны были забрать меня к себе. Муж с женой, бывшие наши соотечественники, он эмигрировал на Запад как диссидент.

Двери всех комнат выходили в небольшой холл, а посему жизнь этой съемной парижской квартиры волей-неволей понеслась передо мной, как нередко в современном спектакле, когда зрители сидят на сцене и получаются как бы соучастниками представления. В двух других комнатках девушки жили по двое и явно такими привилегиями, как наша «мисс», не пользовались. Одна из них уселась напротив меня, поджав ноги, и читала мамино письмо, кажется, из Горького, потом расплакалась и призналась, что мама ее не понимает. У нее пока нет никакой возможности помогать родственникам, девушка и так уже отправила две посылки с вещами, купленными на блошином рынке, отказывая себе буквально во всем. А мама пишет, чтобы не тратила деньги на всякую ерунду, лучше бы отправляла переводы в валюте.

– Все у нас дома думают, что если ты за границей, то у тебя уже нет никаких проблем, рай тут, деньги чуть ли не даром достаются, – поглаживая длинные распущенные волосы, тихо сказала девушка. – А здесь нужно вкалывать. Может, кому-то и кажется, что у нас легкая работа. Ну, да, нужно хорошо выглядеть, следить за собой. Вот и следим. Сидим здесь целыми днями и ждем этого проклятого звонка, чтобы получить адрес и отправиться на кастинг. В день мне выделяют десять франков, попробуйте на них прожить.

Она тяжело вздохнула, перевела взгляд на меня: как я реагирую на ее слова. Я слушала внимательно, с сочувствием, правда, порой думала: а какого черта ты сюда приперлась, дома, что ли, нет приличной работы? Повкалывала бы, как я, в твои годы в Одессе: мне двадцать пять лет, а я за экономику предприятия с тремя тысячами людей отвечаю.

– Я пожаловалась, что мне даже на еду не хватает, а шеф, знаете, что мне ответил: ты и так жирная, похудеть еще надо, а то вообще светить ничего не будет. Это я-то жирная? Одни кости, лопатки торчат, мама испугалась бы, если бы меня сейчас увидела. На всем экономим, пешком по Парижу носимся, транспорт дорогой. А на фотосессии так намордуешься, что еле плетешься обратно, все на свете проклиная. Даже реветь нельзя, морду беречь надо.

Я не выдержала:

– Что же вам за эту фотосессию совсем не платят?

– Может, и платят, только не нам, нас сюда, как рабынь, продали, и не знаем, чем еще все это кончится. Хорошо тем, кто звания имеет и блат, – она посмотрела на закрытую дверь в комнату «мисс». – У нас за стенкой девчонки жили, год промучились, плюнули и рванули отсюда. Назад вернулись или в другом месте счастье ищут? Вместо них завтра заселятся девчонки из Чехии. На свою попу искать приключений.

Целая исповедь. Первый раз меня видит – и не стесняется. Наболело, некому поплакаться, вокруг все чужие, даже если из одной страны, здесь каждый сам за себя. Что за жизнь?

– Здесь один заработок может быть: или нужно завести «папика», или «кто ужинает девушку, тот ее и танцует». А если не можешь переступить через себя – терпи. Может быть, кому-нибудь моя внешность приглянется, и со мной заключат контракт. Тогда… Только это и заставляет бежать на очередную фотосессию. Так и живем, рисуемся, корчим из себя «леди» из высшего общества, а сами рыщем глазами, где бы чего сожрать, чтобы не сдохнуть.

Я смотрела на эту молоденькую девушку, вымахавшую, как дылда, тощую до отвращения, даже кожа уже серого цвета. Ничего, по моим понятиям, притягательного в ней нет. В гроб симпатичнее кладут, как сказала бы моя покойная бабушка. Эти длинные худые конечности торчат, как стропила, из такого же торса. Как они могут вообще считать себя красавицами? В Одессе про таких говорят: «ни впереди, ни сзади», не на чем взгляд остановить.

У меня оставались бутерброды с сыром и копченой колбаской из Москвы, я предложила:

– Хотите? А мне бы чайку выпить или водички.

Девушка тут же затащила меня в свою комнатку, ее соседка кемарила, свернувшись в комок, мы растолкали ее и устроили небольшой сабантуй. Я поняла, что они даже есть боятся, чтобы, не дай Бог, их никто не заложил.

К вечеру за мной заехали мои друзья, и я покинула приют русских моделей в Париже, обещая обязательно их навестить.