Я иду

– Остынь, мля! Мы его лучше сейчас обуем до нитки, как босяка, и пусть висит себе на здоровье, отдыхает, пока Тени не растащат!

– Голова! – радостно подхватил идею тот и, склонившись надо мной, сквозь желчный смех: – Ну что, хрен моржовый, хана тебе пришла. Где ж твоя крутизна-то теперь? Все? Закончился героизм?.. А?

– Хватит языком чесать! Вещи хватай! – рявкнул на него напарник, а сам прибрал к рукам ручной арбалет и злорадно усмехнулся:

– Все, у меня теперь твоя игрушка! Обломчик!

Я в гневе дернулся, но все, чего мне удалось добиться, – раскачаться.

– Качайся-качайся – полезно! – посоветовал он и поднял дротик.

– Как он тут заряжается-то… Хрен поймешь…

– Харчей-то набрал… – роясь в вещмешке, как заправский мародер, завистливо промолвил другой. – В поход, что ль, собрался? Путешественник херов…

– Вещи, сказал, бери его, млять! Хер ли ты возишься вечно? В лагере насмотришься! – повысил голос бандит, кто говорил со мной первым, а сам запустил руку ко мне во внутренний карман. – А я пока у тебя в кармашке пороюсь, ты ж не против?..

– Только попробуй, скотина! – угрожающе выпалил я и вцепился в горло. – Кадык вырву!

Но тот без особого труда освободился от слабой хватки, наотмашь ударил твердым, как камень, кулаком, разбив губу, и притянул:

– Мне тебя пристрелить… – постучал мне по лбу арбалетом, – не стоит ни хрена. Ты че, не врубаешься, что ли?! Так какого хрена ты нарываешься?..

Тут откуда-то со стороны руин послышались хрипы.

– Морфы!.. – в полголоса объявил другой громила и мигом потерял интерес к вещмешку. – Валим! Валим же!.. Да брось ты эту херню!.. – выхватил у того арбалет, выкинул. – Все равно не зарядишь! Валим на хер!..

– Везет тебе сегодня, сука… – процедил напоследок инфорсер Скупщика, – если б не эти твари, я б тебя…

– Бежим уже, мля!! – рванув его за рукав, панически выпалил второй.

– Ща!.. – гневно бросил тот и, перед тем как уйти, – мне: – Счастливо оставаться, гребешок… – и ударил прикладом.

Сознание потухло…

– Роуз, скорее сюда! – едва сдерживая радость, громко позвал жену и принялся настраивать видеокамеру. – Роуз! Роуз!

Та, побросав все дела, прибежала в комнату.

– Сид? – взбудораженная, озадаченно спросила она, вытирая мокрые руки тряпкой. – Ты чего на полу сидишь? Да еще и с камерой?..

– Малышку нашу снимаю! – охотно пояснил я и приблизил изображение, снимая смеющуюся Бетти. Дочка стояла, опершись ручонками на деревянные перила манежа, и смотрела на нас синими, как небо, глазками.

Роуз расцвела в улыбке, кинула тряпку на спинку стула.

– Это кто у нас тут так смеется! – ласково сказала она, подбежала к кроватке. – Вот кто смеется! – взяла на руки дочку. – Сид, скамей честно, это ты ее разбудил, да? Я ведь только ее спать недавно уложила…

– Нет, она сама проснулась, честно… – обманул я и включил запись видео, – вы классно смотритесь вместе, милая! Слушай, а можешь ее взять, как тогда, в парке, помнишь?

– А так вас, Сид Форест, не устраивает? – с добрым укором спросила Роуз и поцеловала маленькую головку дочурки с совсем еще коротенькими светлыми волосиками.

– Нет, ну можно и так конечно… – вздохнул я, – но мне просто хочется, чтобы этот момент на видео остался.

– Уговорил! – все-таки согласилась Роуз и, придерживая Бетти за ножки, слегка прижала к груди. – Так?

– Да-да! – торопясь протараторил я. – А теперь скажи, что-нибудь, поиграй на камеру!

– Я не знаю, что… – растерялась она и прижалась головой к Бетти. Та, продолжая по-детски смеяться, принялась играться с мамиными волосами.

– Ну поимпровизируй, прошу тебя!