Я иду искать. История вторая

Я скоро погибну в развале ночей.
И рухну, чернея от злости, и белый,
слюнявый, объест меня червь,
оставив лишь череп да кости.

Я под ноги милой моей попаду

омытою костью нагою, — 
она не узнает меня на ходу
и череп отбросит ногою.

Я песни певал — молодой, холостой,

до жизни особенно жаден...
Теперь же я в землю гляжу пустотой
глазных отшлифованных впадин.

Зачем, же рубился я, сталью звеня,

зачем полюбил тебя, банда?
Одна мне утеха, что после меня
останется череп... И — амба!!![31]

* * *

Их заметили, когда уже они пересекали огороды и подходили к задво­ркам — черные силуэты, прорезанные в серо-белом, отчетливом полотне се­верного утра. От догорающих домов нестерпимо несло паленым мясом, и в борозде лежал, подняв окровавленную бороду к небу, мужик, накрест поруб­ленный саблями, с топором в руке, а подальше жуткой кучей высились тела истерзанной женщины и нескольких маленьких ребятишек с разбитыми голо­вами.

Именно к этой куче и вышел мальчишка-хангар — шатающийся со сна и с перепою, в одних засаленных штанах. Распустив ремешок, начал мочиться на трупы... и вдруг, увидев горцев в каком-то десятке шагов, перекосил, трез­вея, рот, повернулся и побежал, поддерживая штаны и истошно визжа:

— Айхе, айхе-е, бардын, бара хырр!

Очередь, ударив его в спину, распустилась, пройдя насквозь, алыми пя­тнами на стене сарая, подтолкнула бегущего, с маху вмазала его в бревна, и он пополз наземь, цепляясь скрюченными пальцами за щели, выдирая из них седые клочья мха...

Разбитым зеркалом рухнула сонная тишина.

— Рысь! — заорал Гоймир, переходя на бег, брызжа по улице тугой, гре­мучей струей свинца из своего ППШ. — Рысь! Бей!

— Рысь!

— Кр-руши!

— Круши грабежников!

— Бей нечисть!

Олег закричал нечленораздельно. Увидел распятого на жердях двери в хлев голого мальчишку с черной маской вместо лица, почувствовал, как вз­рывается в нем тугой комок ярости — снова, снова, сильней с каждым разом как пары бензина в двигателе! — и заорал, давая выход оглушающее, давая выход ненависти, грозившей разорвать его:

— Рысь! Рысь, в бога душу мать, бей подлюк, бе-е-ей!!! — и голос его утонул в стрельбе, реве, криках, но стало легче, возникло чувство полного единства с чем-то могучим, слитным...

Хангары выпрыгивали в окна, сшибая рамы, срывали запоры и петли с дверей, хватали кто оружие, кто одежду... Кто-то истошным голосом отдавал бессмысленные, невыполнимые команды, кто мчался к коням, а они уже нес­лись навстречу — незаседланные, перепуганные, рвущиеся из рук...

В одной из изб оказались хобайны — и они не растерялась. С треском распахнулись на. все четыре ветра могучие ставни, и черные рыла пулеметов мрачно нюхнули холодный утренний воздух, зашлись унылым воем. Но и это была лишь агония — летели в окна ручные гранаты, разрывались внутри клубками плотного огня, вынося двери и окна, проламывая крышу, дробя и ра­змазывая по стенам живую плоть и вещи...

Смерть. Кровь. Страх.

Местные в домах, похватав топоры, вилы и косы, били в спины тех, кто пытался отстреливаться, тех, кто еще не проснулся. На улице, в холодной утренней пыли, кувыркались полуголые хангары, брызгало на землю алое. И кто-то ещё бежал в нелепой надежде укрыться, и его настигал удар меча, а кто-то прыгал через жерди ограды, и пули срезали его в воздухе, и кто-то молил о пощаде и падал с чеканом в голове...

...Пулемёт зачастил из окна высокой, на полуподвальном фундаменте-клети, хат. Олег, упруго выпрямившись, покатился за груду сложенных березовых дров, чертыхнулся, глядя, как в черном проеме окна отрывисто, словно отплевываясь огнем, дергается ствол.

— Горец! — позвали его из хлева. Он повернулся — мальчишка на пару лет помладше его самого смотрел испуганно и азартно. — Ты гранату кинь, ни­кого в доме нету, они всех повыгоняли!

— Уйди, придурок! — крикнул Олег. Мальчишка спрятался вовремя — пули рас­кололи угловые венцы хлева у самой земли.

Подполз Святомир — его лицо походило на лицо мальчишки. Олег спро­сил быстро:

— Противотанковая есть?

Снимая с пояса РКГЗ, Святомир спросил:

— Да что ж не из подствольника?!

— Близко, — пояснил Олег, — граната не взведется... — повозил ладонью по рукояти, примерился. — Ну-к...

Святомир понял с полуслова — просунул ствол между двумя полешками и полоснул, по окну одной длинной очередью. Олег вскочил, резко замахиваясь и, пустив тяжеленную гранату в окно, рухнул наземь.

Мягко удавила взрывная волна. Треть стены вместе с окном вывалило наружу, какие-то кровавые лохмотья дымились на зубастых отщепах бревен. Из дыры выскочил человек без лица и рук, остановился и рухнул ничком.