Я иду искать. История вторая

Люди так же молча начали расходиться в улицы. И данван, знавший, ко­нечно, что в каждом доме тут есть ружья, подождал еще, отдал команду и сел в кабину, откуда торчал ствол пулемета. Солдаты опустили доску, попрыгали в кузов, подняли борт — и грузовик поедал прочь через дождь. Хобайны пока­чивались в его кузове и молчали. Говорить им было не о чем. Родины и ста­рых привязанностей ни у кого из них давно не осталось. Друг друга они зн­али так хорошо, как только могут знать солдаты-профессионалы, долго служа­щие вместе. А говорить о войне, находясь на войне, было глупо. По этому они молчали. И лишь когда грузовик уже взбирался, ревя мотором, на гряду хол­мов у леса, молодой солдат, глядя за борт, сказал:

— Дождь.

Ему никто не ответил...

...Хлопов вошел в комнату сыновей, когда Колька шнуровал рюкзак — хороший, отец привез братьям такие с юга. Парень обернулся, глаза у него были красные и бешеные.

— Не держи, батя! — хрипло сказал он. — Все равно уйду!

— Я и не держу, — Хлопов перевел дух. — Мать уснула... Ты ступай, сынок. Ты найди этого Квитко. Как хочешь, где хочешь. Скажи ему... ну, то Мишка должен был сказать.

— В потом? — Колька не спускал с отца настороженных глаз. Хлопов посмотрел мимо сына:

— Иди, к кому захочешь. Лучше б к нашим, если есть отряды такие.

Колька встал на колени:

— Благослови, батя.

* * *

Володька оказался превосходным проводником. Во-первых, он был поразительно вынослив. Конечно, трудно было ожидать иного от мальчишки, выросшего в здешних местах. Но он шагал вровень со старшими горцами. Кроме того, он шел первым, выбирая какие-то одному ему ведомые тропки. За три дня пути чета раз двадцать, не меньше, проскакивала буквально под носом (или — у ног, или — над головами, или — за спиной) у многочисленных патрулей врага. Всё это время было холодно, шел дождь, ночи превращались в пытку, вставали все не выспавшиеся, с запавшими глазами, злые, как уводни, но мальчишка не жаловался — шагал впереди, бросая короткие фразы по делу. В разговорах по вечерам он практически не участвовал, хотя слушал всегда — лёжа на боку и подперев щёку ладонью.

В эти дни трудновато было удержаться от того, чтобы устроить хорош­ий бумсик. Было где! Чем дальше на закат, тем больше попадалось складов, резервуаров с горючим, только что проложенных дорог и трубопроводов, весьма беспечно гуляющих солдат и офицеров, колонн и отдельных машин... Но подобный бумсик был бы непростительным со всех точек зрения...

...Утро четвертого дня было похоже на остальные. Спали в высоченном и густющем папоротнике — обнаружить в нем горцев можно было, только нас­тупив на кого-то. Зато с папоротника лило — не рассеянными тоненькими струйками, а солидными ручейками и почему-то всегда в самые уязвимые и неудобные места. И — естественно! — происходило это как раз в тот момент, когда начинаешь засыпать как следует. Кое-кому удавалось наплевать на эти проблемы и уснуть-таки. Но снились холод, водопады и осенние купания.

Олег проснулся от очередной струйки, попавшей ему точно в нос. Он закашлялся, подавил капель еще во сне и, судорожно вздохнув, всхлипнув, открыл глаза.

В щелях между растопыренным пальцами-листьями проглядывало серое небо, суровое и хмурое, как глаза честного офицера милиции в старом филь­ме. С этого неба сеялся дождь — Олег различал даже отдельные капли, тихо планирующие вниз. При мысли о том, что «пора вставать», стало тошно. Даже двигаться не хотелось — мокрая одежда пригрелась, и двигаться — значило вновь прикоснуться к чему-то мокрому и холодному. Олег лежал в полусон­ном состоянии, довольно приятном, надо сказать, пока не услышал неподалеку голос Гоймира:

— Подниматься пора.

В ответ тихо засмеялся и что-то сказал по-французски Йерикка. Гоймир досадливо отозвался:

— Й-ой, не понимаю, знаешь одно!

— Ерунда, — бросил Йерикка, и Олег услышал, как шуршит папоротник — Йерикка без особой нежности расталкивал спящих. Но он был еще довольно далеко, и Олег не спешил шевелиться, наслаждаясь мгновениями относительного покоя. Когда же Йерикка подошел и довольно нахально занес ногу — Олег ловко от­катился, со смехом вскочил, фыркнул, отряхиваясь от воды.

— Сам виноват, — злорадно объявил Йерикка. — Помоги остальных поднять.

— И не подумаю. Если будут бить, то пусть тебя одного.

— Опять меня подставили, — вздохнул Йерикка. — Что за друзья... Ладно?!

— Слушай, — потихоньку сказал Олег, посматривая в сторону Гоймира, котор­ый уже о чем-то говорил с Володькой, поднявшимся, судя по всему, уже давно, — а что ты ему сказал?

— Подслушал?.. Так, ты только ему не говори, а то разозлится... Faute de mieux, faire bonne mine a mauvais jeu par occasion partie de plaisir.

— Большое спасибо, я все понял, — серьезно поблагодарил Олег. Йерикка удивился:

— Ты же говорил, что знаешь французский?

— Я его учил, — дипломатично ответил Олег. Йерикка кивнул:

— Я ему сказал, что он безуспешно старается вести себя так, словно у него хорошее самочувствие, а мы все вышли на прогулку... Ну, не будь гадом, помо­ги разбудить остальных!