Я иду тебя искать

Денис в беготне участия не принимал. Еще на первой стадии истерики, когда Ольга вернулась в квартиру Жени со двора, прислонилась к косяку, закатила глаза, прошептала: «Он… он там… с ней…» — и начала медленно сползать на пол, он как-то дико, по-лошадиному, скосил глаза на ее задравшуюся юбку и выскочил на лестницу. Потом я тащил Ольгу к себе, потом они с Натальей носились по квартире, были крики, гром, звон, разбитые чашки, опрокинутые стулья, но Денис не появлялся. Я пару раз выходил на лестницу и звал его. Он стоял, засунув руки в карманы, и глядел в окно. На мои призывы не откликался, не оборачивался и только по-прежнему дико, по-лошадиному, вспрядывал головой.

Когда Ольгу удалось угомонить, я снова вышел к нему.

— Пойдем, — сказал я. — Она уснула. Хоть чаю выпьем по-человечески.

Денис оторвался от окна. Лицо его было совершенно спокойно, невозмутимо и невыразительно. Как будто он дремал, а сейчас проснулся и, очень ясно понимая, кто он, где, зачем и почему, еще не вполне осознает, что вчера проигрался в пух и прах. На кухне он как ни в чем не бывало сел на свое привычное место у окна и закурил. Наталья осторожно поднялась с дивана, укрыла Ольгу пледом, присоединилась к нам и деловито принялась заваривать чай. В дверь позвонили.

— Убью! — громко сказал я.

Денис, по обыкновению, выгнул бровь. Наталья посмотрела на меня укоризненно, кивнула в сторону Ольги и приложила палец к губам.

Я открыл дверь. На пороге стоял Гриша. Не глядя на меня, он слегка оттолкнул меня в сторону локтем, мол, посторонись, не видишь, что ли, я иду, и двинулся прямиком к своему спальному месту. Я схватил его за шкирку, приподнял, покачал несколько раз вперед-назад (собственно, о чем и мечталось все предыдущие ночи), выбросил за порог и захлопнул дверь. После чего отряхнул руки и пошел пить чай.

— Веселенький денек, — сказала Наталья, вспарывая упаковку зефира. — А посущественней ничего нет?

— Веселенький, — согласился я, нарезая лимон. — Посмотри в холодильнике. Там была ветчина и огурец.

Наталья полезла в холодильник.

— Ого! — с изумлением воскликнула она. — Совсем ты с ума сошел, мой миленький! Это уж совсем ни к чему!

Я тоже заглянул в холодильник через ее плечо. Холодильник был под завязку набит упаковками с молочной смесью «Агуша», кисломолочный продукт для детей от 6 месяцев до года. Только внизу сиротливо притулились три бутылки пива.

— Черт! — сказал я. — Это Гриша. Честное слово, Гриша. Я ничего не знал.

— Да ладно, не оправдывайся, — хмыкнула Наталья. — Пиво тоже для детей от шести месяцев до года?

— Пиво для папы.

— Он что, к тебе тоже ходит? — Денис поднял голову, в голосе его звучал неподдельный интерес.

Я обреченно кивнул.

— А ветчину кто сожрал? — продолжала допытываться Наталья. — Папа или дитя?

— Какая разница? — пробубнил я. — Папа, он же как дитя. Впрочем, ветчину утром сожрал Гриша. Я как-то забыл. Знаете… — Я запнулся, подбирая слова. — Гриша, он такой узкий, субтильный, почти бесплотный, как будто у него внутри ничего нет, даже внутренних органов. Но это видимость. Обман. Он очень прожорливый. Оч-чень!

— Знаю, — кивнул Денис. — Лучше бы он был круглым, как папа. По крайней мере было бы ясно, чего от него ждать. Папа-то свои мясные излишества оправдывает по полной программе. Его аппетиты поражают. Лучшие умы современности могли бы биться над этим выдающимся явлением.

Я задумался. Денис как будто ответил на мои давние мысли. Гриша казался мне неадекватным самому себе. Он был одним из тех, от кого ждешь очень определенных реакций и действий. Ну, к примеру: слабый физически, он, по идее, должен был быть слабым и морально. Так раньше и было. Он всегда оправдывал ожидания. Оправдывал, оправдывал, а потом — бац! А чемоданчик-то, оказывается, со вторым дном. Он был оборотнем, наш Гриша, вон оно что. Такой никчемный, хлипкий, клеклый, а жилы из других тянул — будь здоров! И сам на поверку оказался свитым из корабельных канатов. Такой добрый, чувствительный, сентиментальный, но мог зашибить тебя на полном скаку, если гнал на помощь кому другому. Зашибить и не оглянуться. Вот и внешняя его субтильность не оправдала предположений. Гриша мог голодать при Жене. Но в моем доме он всегда трескал в три горла, причем последнее время почему-то без спроса.

Видимо, слово «оборотень» я проговорил вслух. Денис встрепенулся.

— Оборотень? — переспросил он. — Ты тоже так о нем думаешь?

— Оборотень? — язвительно переспросила Наталья, тоже вскидывая голову. — Да все вы, мужики, оборотни проклятые! Гриша… Да Гриша святой среди вас! — В голосе ее звучала нарастающая необъяснимая злость. Мы с Денисом одновременно подняли на нее глаза, одновременно отвели, как будто увидели что-то болезненно-обнаженное, и, ничего не понимая, переглянулись. Что с ней? Между тем Наталья говорила все громче и громче: — Гришу упрекнули! А обезьяну свою, Виктора, не упрекнули? Нет? Что он привез эту… эту… — На ее лице появилась брезгливая гримаска. — Девку! И ведь знал, что мы все здесь! И что Ольга здесь, тоже знал! И не постеснялся, нет! — Она уже почти кричала.