Я играл в футбол с пеленок. Книга о Владимире Казаченке

Я родился за полгода до смерти Сталина. Хрущевскую оттепель помню по тому, как вдруг в нашем маленьком, с гулькин нос, магазинчике появилось небывалое изобилие. Заходишь – рыбы какой только нет, икра в бочках, селедки сортов шесть-семь, ветчина, колбасы немерено… Я это помню прекрасно. Мы, конечно, не могли себе ничего такого позволить. Да я и не понимал, наверное, что там – колбаса копченая или еще какая… У меня вкуса к этому не было никакого. Я любил пельмени. Когда подрос, лет чуть больше трех стало, отец не мог уже меня брать с собой, и мать чаще всего оставляла меня на соседку, тетю Марусю. Она будила, чаем поила – в общем, присматривала. Самые приятные воспоминания из детства – мать оставляла тридцать копеек на пачку пельменей. Я шел в магазин, покупал их, тетя Маруся их варила. Самый вкусный обед!

Потом, когда мне исполнилось лет семь, мы переехали в другой дом. Тоже немцы построили. Сейчас бы сказали – коттедж или таун-хаус: с одной стороны две семьи и с другой две. Там у нас уже было две комнаты. Кухня, правда, общая и туалет во дворе. Но зато огород свой и палисадник. Грядки там развели – с картошкой, овощами. Не могу сказать, что голодали, но жили не очень здорово. Хотя мать и отец стремились, чтобы мы с сестрой получили образование и одеты и обуты были не хуже других… Поэтому и работали с утра до ночи.

Самое главное, чему меня научили родители и за что я им благодарен, – деньги хороши тогда, когда их зарабатываешь.

И были мы все время под присмотром взрослых. Меня, к примеру, мама даже в садик не водила. В квартире нашей проживало три семьи, соседка-пенсионерка тетя Маруся меня «пасла», доглядывала, кормила меня обедом, а вечером, когда папа с мамой возвращались с работы, им передавала. А целые дни я проводил во дворе, играя в футбол. Мне исполнилось семь лет, когда родители получили новую квартиру, и мы в нее переехали. Но ничего в моей жизни не изменилось, благо новое жилье было неподалеку, и я продолжал постоянно прибегать в родной двор, на Стахановцев. Два футбольных поля было в нашем распоряжении! Одно возле школы. Туда частенько по вечерам приходили взрослые мужики и тоже мяч гоняли. Иногда – с ребятами-старшеклассниками. Другое поле – в моем дворе. Так что было где развернуться. Особой честью считалось приглашение сыграть со взрослыми. Подрос немного – начали звать. Ужасно, помню, возгордился тогда. Недавно спросил у друга Славки Силаева, он хорошо помнит: за что, мол, брали? Тот улыбнулся: «Тебя брали, потому что ты не хныкал».

Но чаще, конечно, в детстве играл во дворе. Двор – это «мои университеты», это на всю жизнь. Со многими из ребят из нашего двора дружба сохранилась на всю жизнь. Один из таких ребят как раз Слава Силаев, он старше меня на семь лет, он был мне и старшим товарищем, и в какой-то степени учителем.

За школой постоянно собирались играть взрослые парни, мужики – а мы, маленькие, смотрели. Ну а что еще делать? Как вечер – у нас футбол, хоккей или другие подвижные игры: прятки, «поп-загоняло», иногда в лапту неделями водили – это потому что кому-то не отводиться. Сейчас таких игр и нет уже.

Некоторые вспоминают, как футбольные мячи в те времена какими-то тряпками набивали – я такого не помню. Нормальные кирзовые мячи были, со шнуровкой. И еще были резиновые мячи, совершенно разных размеров. Мы могли любым играть, лишь бы мяч был.

По периметру нашего двора шла дорога, тротуар, а воротами нам служили вентиляционные подвальные окна, сеткой занавешенные. И почему-то даже поребрик нам не мешал.

Обувь у нас вечно была рваная. Родители ругали, конечно, но что сделаешь, если другой обуви нет? Одна пара на всё: и в футбол играть, и в школу ходить.

В хоккей играли в таких же условиях, – с той только разницей, что за хоккей нам больше доставалось от дворников: шайбы прорывали подвальные сетки. Клюшек не было – отцы нам на заводе подобие клюшек делали, но они постоянно ломались. Мои первые навыки плотника – с тех самых пор, как я клюшки точил. Из штакетника вырвешь палку, обточишь, подпилишь, вставишь крюк – на две-три игры хватало. Когда за школу в хоккей играл, две клюшки в месяц получал. Сломал – всё, сиди на скамейке запасных или проси у кого-нибудь.

Двор – это знаковое понятие было. Все Колпино моего детства – это три больших двора. Трехэтажные дома как бы окружают двор, а внутри стоят деревянные. В каждом дворе своя компания. Дрались, как тогда было принято: двор на двор, улица на улицу. Во дворе вся жизнь была.

Двор очень четко всех расставлял по ранжиру: кто хорошо играет, кто не очень, кто технарь, а кто «кувалда» – так называли тех, кто сильно по ногам бьет.

И каждый пацан стремился попасть в команду ко взрослым. Старшие ребята собираются и, если игроков не хватает, оглядываются на нас: «Ну, кого возьмем?» – «Ну, давай Саню». – «Да не, Андрюха получше». А мы ждем, кого выберут. Критерий был один: хуже играет или лучше.