— На войну?.. — удивился Ихтеолус, пытаясь представить войну внутри своего сознания, но ничего не прогремело и не застреляло в его душе, отдаваясь в теле фантомной судорогой боев; лишь короткое блаженство и следующие за ним ужас и боль пронизали его опустошенный мозг. — Где война?.. Может быть, меня там убили?
— Может быть, — серьезно проговорил Адольф. — Но ты вернулся. А война… Война на Юге. На Крайнем Юге, у границ света… Там восстали малочисленные черные народы, и, хотя всему остальному миру было на них наплевать, наша страна, повинуясь какой-то ею самой придуманной Высшей Миссии, решила их изничтожить, чтобы эта зараза не распространялась на все. А ты, Гриша, в это время спокойно спивался тут, поколачивая бедную Аглаю и подкладывая ее под своих дружков за бутылку водки. Все бы так и продолжалось, но потом вы сильно бухнули в магазине, где ты работал грузчиком, трахнули всем мерзким скопом какую-то уборщицу и, в довершение всего, оставили в подсобке тлеющий окурок. Магазин сгорел, уборщица подала заявление в милицию. Тебе грозили статьи за поджог и изнасилование, но ты выкрутился, записавшись в ряды армии. Поскольку воевать у нас никто не хотел, добровольцы оказались нужны, особенно такие отморозки, как ты, и в результате тебя полностью отмазали и отправили в составе наспех сколоченного спецназа на Крайний Юг. Это мне все поведала Аглая, а про свои подвиги ты вчера рассказывал нам сам. Воевали вы, с твоих слов, замечательно: расхерачили там большую часть городов, поселков и деревень, поубивали множество стариков, женщин и детей; вот только регулярное ополчение черных народов никак не давало вам покоя — они были словно совершенно невидимы и неуязвимы: налетят, как смерч, убьют несколько твоих товарищей-бойцов, и — нету их нигде. Вы прочесывали все местности, постепенно уже переходя на тактику выжженной земли; убивали все больше и больше стариков, женщин и детей — но эти все не сдавались. Какими-то нечеловеческими усилиями вам все-таки удалось загнать их в угол. Они скрылись в большой, хорошо укрепленной, крепости в горах — это был целый город! Огромные стены, боевые укрепления, снайперы, пушки… Вы вначале хотели взять его штурмом, применив “Град” и воздушные бомбежки, но вам это не удалось: стены оказались совершенно непрошибаемыми, а все самолеты исправно сбивались противником. Самое странное, что вы никогда толком-то и не видели, кто же против вас воюет. Но мощный отпор был налицо. Потерпев неудачу, вы решили тогда взять его измором: встали лагерем возле и блокировали все подступы к этому упрямому, неприступному городу — последнему оплоту черных народов. Так продолжалось несколько месяцев, но казалось, что они там, внутри, и не собираются сдаваться. Было совершенно непонятно, откуда они берут оружие, пищу и лекарства, но они держались. Тогда вы решили применить было ядерную боеголовку, но остальной мир, прознав про это, поставил нашей стране и народу ультиматум, что если мы так сделаем, начнется тотальная ядерная война. И вы продолжали сидеть и ждать, иногда постреливая по каким-то мелькающим на стенах теням, но они неизменно отвечали вам тем же и почти всегда убивали твоих боевых товарищей. И вот тогда ты…
— Да! — вдруг воскликнул Ихтеолус. — Я помню! Я вспомнил. Этот город… О, как он был прекрасен! Как он был мрачен, суров и величественен!.. Он возвышался над нами, словно ирреальная вселенная, простирающаяся в бесконечность! Он был… как черная дыра, пожирающая все бытие, чтобы дать ему возможность возродиться в Изначальном Свете! Я помню! Я понял тогда: этот город нельзя победить, его нельзя взорвать, его нельзя сокрушить, его как бы нет. Точнее, он был главной целью, смыслом, прибежищем, и все, что мы будем против него предпринимать, идя напролом и желая овладеть им, обернется против нас вдвойне, втройне!.. И я это понял в один-единственный миг; я вдруг осознал, что здесь нет войны, или же это — совсем другая война, древнейшая, первая, самая истинная война из войн; и мы не должны сражаться, но мы… Мы, наоборот, должны сдаться, увлечься этим изначальным ореолом мира, поглотиться этим черным городом, уничтожиться, воскреснуть, спастись… Найти дверь — искру света во тьме — и… войти туда! Не ворваться, пробив границы, что совершенно невозможно, а… просто войти в дверь. Я смотрел долгими ночами на причудливость башен и стен, шпилей и запрятанных дотов и искал… вход. Вход, который был бы для нас всех выходом, ибо мы попали в абсолютный тупик, подойдя к этому… пределу мироздания. Однажды ночью я смотрел и смотрел перед собой и вдруг… увидел. Одна из стен засияла приглушенным светом, словно приглашая меня; я выбросил автомат и гранаты и пошел вперед — туда, внутрь, где нас ждало чудо и была истинная загадка! “Стой!” — закричали мне наши часовые, думая, что я хочу перебежать к врагу, хотя я и в самом деле хотел перебежать, но не к врагу, а туда — где был свет. По мне начали стрелять, я побежал — быстрее, быстрее, быстрее; дверь была предо мной — дверь в закрытый мир, — и она звала меня, манила, требовала!..