Я – инквизитор

Осторожно, чтобы не разбудить девушку, Ласковин опустился на краешек ее постели и просидел так с четверть часа. Наташа продолжала спать. Вероятно, ей снился сон, потому что лицо ее время от времени хмурилось. Наконец Андрей устал ждать и, взяв ее руку, надел на безымянный палец Наташи колечко из бледно-бледно-зеленого, почти белого нефрита. Колечко пришлось впору: глаз у Ласковина был наметанный.

Наташа проснулась, когда Андрей поцеловал ее ладонь.

— А… — пробормотала девушка, жмурясь. — Привет. Доброе утро. Хорошо, что ты пришел! А я… заспанная, да?

— Доброе утро, — с нежностью произнес Андрей. — Нет, ты очень красивая.

— Издеваешься, да?

Тут Наташа заметила кольцо.

— О! Спасибо! Я очень люблю нефрит!

— Я надеялся, — улыбнулся Андрей. — Рад, что тебе понравилось! А сейчас вставай, одевайся и будем завтракать. Я тут купил разной еды.

И вышел раньше, чем Наташа успела его удержать. Девушка вздохнула, поглядела на колечко, повертела его на пальце.

— Ничего-то я не понимаю, — проговорила она.

После завтрака они отправились в Эрмитаж, пешком по Пестеля до Фонтанки, оттуда через Михайловский сад, мимо Марсова на Дворцовую набережную. Андрей уже забыл, когда в последний раз просто так гулял по городу. День был сумрачный, вдобавок шел крупный снег, сквозь который нельзя было разглядеть даже бастионы Петропавловки над берегом Заячьего. Слева гудели машины, разбрызгивая слякоть, справа дул сырой порывистый ветер. Погода — дрянь. А все равно было хорошо. В Эрмитаже они сразу направились наверх.

— Любишь нефрит, — сказал Ласковин, — пойдем смотреть нефрит!

И они три часа провели в китайском отделе.

А обедали в китайском ресторане. Чтобы поддержать колорит.

Около пяти Ласковин проводил Наташу домой, предупредив, что сегодня уже не придет. Дела.

— Отец Егорий, вы меня запутали! — заявил Ласковин, после того как они битых два часа обсуждали «проблему Пашерова». — Я не хочу его убивать! Но если это необходимо, то я его уничтожу. Если сумею, конечно. Но я должен знать, что другого выхода нет!

— Бог милосерд, — произнес Потмаков, стараясь не смотреть на Андрея. — Может, и есть другой выход.

— Но вы же сами сказали: он не грешник, он — от Сатаны! И прощен он не будет!

— Дело не в нем, — вздохнул отец Егорий. — Дело в нас. Не может убийство быть наилучшим выходом. Не может, потому что это путь зла. Не могу я тебе сказать: пойди и убей!

— Почему? — спросил Андрей.

— Потому что я священник, православный священник!

— Один православный священник уже сказал мне именно так! — заявил Ласковин, имея в виду отца Серафима.

— Нет, не так надо! Не злого надо убивать, а зло!

— А как? — с сарказмом поинтересовался Ласковин. — Вот господин, который распространяет зло, который с каждым днем набирает силу и завязывает на себя все больше и больше людей. Отец Егорий! Мы же вместе смотрели материалы. По его приказу убито не меньше трех человек! Никто этого не докажет, но мы-то знаем!

— Откуда? — машинально возразил отец Егорий.

— Да потому что они на дороге у него стояли! Это же очевидно!

— Гордиев узел, — невпопад произнес Потмаков.

— Что?

— Запуталось все. Прости, Андрюша, не могу я быть судией! Боюсь я. Чувствую — нет мне от Господа на такое благословения. Не мое это. Мое — добро делать, людей вразумлять, понимаешь?

И страх мой — не страх, а Страх Божий! Умом понимаю, что нужно его уничтожить, сердцем же — нет, не понимаю. Сердцем я неправильность чувствую. Вот даже и дом этот… Раньше нечистым местом считался и славу дурную имел. А теперь?

— То дом, — возразил Ласковин. — А то — враг. И если вы не знаете, то я сам решу, можно?

— Решай, — согласился отец Егорий. — Бог тебе в помощь, а я помолюсь, чтобы не оставил тебя и укрепил на благое дело!

— Спасибо, — проговорил Андрей, и ему стало легче. Теперь все зависело от его решения. А решать Ласковин умел. Или полагал, что умеет.

Вечером этого же дня, когда стемнело, Ласковин поехал на набережную Мойки, к дому, где жил Пашеров.

И, прихватив с собой бинокль, с крыши дома, расположенного на другом берегу речки, почти четыре часа наблюдал за времяпрепровождением господина депутата.

Утром следующего дня он получил у Смушко причитающиеся ему деньги, но жертвовать их на нужды общины не стал. Эти деньги ему были нужны для дела.

Андрей позвонил Митяю.

— Не слышал, — спросил он, — машину никто не продает недорого? И срочно!

— Нет, — сказал Николай. И тут же предложил: — Хочешь, возьми мою. Она, правда, не очень, но отдам штуки за полторы. Тебе. Не дорого же? Оформим хоть завтра, а деньги отдашь, когда будут!

— У меня есть, — сказал Ласковин. — Спасибо. А что у нее не очень? Бегала же прекрасно.

— Бегает и сейчас хорошо. Днище подгнило. Надо было осенью подсуетиться, а я прохлопал.

— Мне — лишь бы бегала, — заверил Андрей. — А сам-то как?

— В смысле жизни — хорошо. В смысле колес — присмотрел себе новую «девяточку».

— А почему не «форд»? Ты же «форд» хотел?

— То, что хотел, еще не потянуть. Потерплю годик-два. Ну так мы договорились? Может, тебе пока доверенность напишу?