Я. Истории из моей жизни

Летом Хоуп отсутствовала. Когда она вернулась, ее уже ждала новая чудесная пьеса, которую для нее написала Гретхен Демрош, — «Случайный подарок». Хоуп прочла текст и не проявила энтузиазма. Однако интуитивно почувствовала, что ей следует смириться с решением Хопкинса. Так я получила роль Антиопы, первоначально предназначавшуюся для Хоуп.

Хоппи ошибся. Пьеса Демрош почти провалилась. Она продержалась всего три недели. Самый большой провал выпал на долю Хоуп.

Она, несомненно, оказала огромное влияние на мою карьеру. Многое из того, что было в интонациях, в походке Хоуп, я взяла в свой сценический образ. Это витало в воздухе — та мальчишка-женщина. Я как нельзя вовремя приехала в большой город.

Таким образом, «Супруг воительницы» был готов найти своего хозяина, и пьеса была куплена Гарри Мозесом: денег ему было не занимать, а жена его была помешана на театре.

Они знали, что я подменяю Хоуп в «Празднике» и что театральные критики уже заметили меня, особенно в пьесе Бенна Леви «Искусство и миссис Боттл», где играла Джен Коул, и в «Этих днях». Сначала, на стадии распределения ролей, я грезила Антиопой. Потом вдруг (как я уже говорила) они решили, что им необходимо привлечь звезду. Меня вывели из состава, ввели Джин Диксон. Прошло несколько дней. Еще одна перестановка. Меня вновь назначили на роль Антиопы. Ирби Маршал — Ипполита. Ромни Брент — ее женоподобный муж. Колин Кейт-Джонстон — Тесей. Ставить спектакль поручили Береку Саймону. Шел 1931 год, канун 1932-го.

Премьера состоялась в театре «Мороско» в Нью-Йорке. Пришла вся моя семья. Они не испугались. У меня был выход по узкой лестнице вниз, которая шла через задник. Чуть ли не двадцать ступенек, к тому же крутых. Лестница одним витком уходила к публике — примерно четыре ступеньки. По тыльной стороне висели фонари, образуя восхитительное зрелище. Наплечники. Жесткая туника, сотканная из металлических колец. Красивые посеребренные, охватывающие голень щитки — ноги смотрелись великолепно! Серебряный щит, высокий серебряный шлем и пелерина. Замечательный костюм. Я всегда была очень устойчивой, поэтому то обстоятельство, что ступеньки были всего лишь около метра длиной, узкие и довольно далеко отстояли друг от друга, а лестница к тому же без перил, не вызывало во мне никакого беспокойства. Впрочем, ради славы я готова была тогда рискнуть и самой жизнью.

Я поскакала по ступенькам, преодолевая одним махом по три и больше… Сделала стремительный поворот на угловом витке… Прыгнула через последние четыре ступеньки… Бросила на пол наплечник, приземлилась на одно колено и склонилась в почтительном поклоне перед Ипполитой, моей сестрой, царицей амазонок. Публика, естественно, разразилась громом аплодисментов. Что же ей еще оставалось делать? Я и не просила их. Но я была неопытна. Просто ощущение радости жизни и безумное желание всех покорить своим очарованием переполняло меня. В восторге от успеха, я птицей парила по воздуху: вниз по лестнице… вверх по лестнице… без перил. Черт… ступенек-то нет… Ах, неважно! Жизнь — радость — юность.

И я блеснула юностью. И выгодно смотрелась. И сделала хит. Об этой пьесе много спорили.

У меня была служанка (первое время): высокая негритянка, дюжая и очень строгая. Не могу вспомнить, как ее звали — кажется, Лили, но не уверена. Работу свою она знала досконально. Получала 75 долларов в неделю. Получала от меня. Столько запросила. Столько и получала. Сама я получала 150 долларов. Спектакль шел около шести месяцев; потом нас уговорили пойти на уступки. Мне снизили жалованье до 75 долларов. Лили в корне пресекла мою попытку снизить ей жалованье. И брала с меня столько, сколько я зарабатывала как звезда. Что значат деньги? Все обращались ко мне с предложением попробоваться в кино. Все хотели, чтобы я приняла участие в той или иной картине. Я была нарасхват. И я не отказывалась.

В «Супруге воительницы» я впервые почувствовала себя настоящей актрисой. Моя костюмерная располагалась на уровне подмостков. Очаровательный старенький театр «Мороско». Удивительное совпадение: это совсем рядом с «Бижу», на Сорок пятой улице, напротив Шуберт-Аллеи, где раньше игралось «Большое озеро», а на стене, на стенде висели мои фотографии. Оба театра постигла печальная участь: их снесли.