Я историю излагаю... Книга стихотворений

Сласть власти не имеет власти
над власть имущими, всеми подряд.
Теперь, когда объявят: «Слазьте!» —
слезают и благодарят.

Теперь не каторга и ссылка,

куда раз в год одна посылка,
а сохраняемая дача,
в энциклопедии — столбцы,
и можно, о судьбе судача,
выращивать хоть огурцы.

А власть — не так она сладка

седьмой десяток разменявшим.
Ненашим угоди и нашим,
солги, сообрази, слукавь.
Устал тот ветер, что листал
страницы мировой истории.

Какой-то перерыв настал,

словно антракт в консерватории.
Мелодий — нет. Гармоний — нет.
Все устремляются в буфет.

Климат не для часов

Этот климат — не для часов.
Механизмы в неделю ржавеют.
Потому, могу вас заверить,
время заперто здесь на засов.

Время то, что как ветер в степи

по другим гуляет державам,
здесь надежно сидит на цепи,
ограничено звоном ржавым.

За штанину не схватит оно.

Не рванет за вами в погоню.
Если здесь говорят: давно,
это все равно, что сегодня.

Часовые гремуче храпят,

проворонив часы роковые,
и дубовые стрелки скрипят,
годовые и вековые.

А бывает также, что вспять

все идет в этом микромире:
шесть пробьет,
а за ними — пять,
а за ними пробьет четыре.

И никто не крикнет: скорей!

Зная, что скорей — не будет.
А индустрия календарей
крепко спит и ее не будят.

«Крепостное право, то, что крепче…»

Крепостное право, то, что крепче
и правее всех его отмен,
И холопства старая короста,
отдирать которую не просто,
и довольство паствы рабством,
пастыря — кнутом и монотонность
повторенья всякого такого
на любой странице
кратких курсов, полных курсов
всех историй.
Это было? Это есть и будет.
Временами спящего разбудит
пьяного набата голошенье
или конституций оглашение.
Временами словно в лихорадке
на обычной огородной грядке
вырастит история бананы
или даже ананасы.
Вырастит, но поздно или рано
скажет равнодушно: «А не надо!»

«Везло по мелочам…»

Везло по мелочам
и поздно или рано
то деньги получал,
то заживала рана.

По мелочам везло,

счастливилось, бывало.
Но мировое зло
росло, не убывало.

Выигрывался день,

проигрывалась вечность,
а тлен и дребедень
приобретали вещность,

и чепуха росла,

и ерунда мужала —
до мирового зла,
до мирового жала.

Зарок, что с детства дал,

мог вызвать только жалость:
в сраженьях побеждал,
но войны продолжались.

Наверное, не мне

достанется удача
в той победить войне
и ту решать задачу.

«Что-то дробно звенит в телефоне…»