Я - истребитель

Штаб авиации Западного фронта располагался в самом Могилеве, штаб 43-й авиадивизии - прямо на аэродроме. Полковник Н. Ф. Науменко, ставший командующим ВВС фронта, на месте не сидел. С утра до вечера он летал на У-2 по дивизиям и полкам, отыскивая их в лесах, на грунтовых аэродромах, на полянах, выслушивал донесения командиров, тут же ставил задачи и снова поднимался в воздух. Если учесть, что все в те дни находилось в движении и обстановка менялась не только со дня на день, но иногда и с часу на час, то станет понятно, почему у командующего не было иного способа управлять авиацией. По существу, в наших руках на Западном направлении находился только один крупный аэродромный узел - могилевский. И ждать, скажем, день, пока к вечеру в штаб авиации фронта поступит необходимая информация, на основании которой можно планировать боевые действия, было просто невозможно - события развивались гораздо быстрее, а надежной связи с соединениями не было. И командующий летал сам, отыскивая в лесных массивах свои полки и штабы стрелковых соединений, о чем-то договаривался, что мог, координировал.

Иной раз вовремя поставленная им задача могла повлиять на общую обстановку, складывающуюся на важнейших направлениях. Например, бомбовый или штурмовой удар по колоннам противника у переправ мог задержать противника на западном берегу Березины, а потом - Днепра. Поддержанные авиацией, стрелковые части, которые немцы уже считали разбитыми, успевали занять рубеж, окопаться, врасти в землю и снова стойко сопротивлялись,

Помимо конкретных задач, которые командующий ставил полкам и дивизиям, в те дни были задачи общего плана, понятные каждому командиру и каждому летчику. Первое - не давать форсировать реки. Это значило: следить, где враг наводил переправы, и бить по ним. Причем эту задачу выполняла вся авиация, от бомбардировочной до истребительной. Истребители летали на штурмовку с подвешенными под крыльями бомбами и эрэсами, ходили над головами немцев на бреющем, поливая их огнем из пушек и пулеметов. В основном - из пулеметов. Истребителей с пушечным вооружением у нас тогда было мало. Конечно, эффект от штурмовки истребителя, вооруженного пулеметами, сравнительно невысок. Но в те первые недели, когда штурмовики Ил-2 были, как мы тогда говорили, "штучными", а бомбардировщиков Пе-2 - ненамного больше, наши И-16 и И-153 использовались во всех мыслимых вариантах. Основной же целью были переправы и танковые колонны.

Командующий ВВС фронта целыми днями летал по частям не только потому, что общая обстановка диктовала подобные методы управления, но и потому, что начальником его штаба был грамотный и всесторонне подготовленный специалист полковник С.А. Худяков. Дальновидный, энергичный, он прекрасно ориентировался в той сложнейшей обстановке. Во многом благодаря военному таланту начальника штаба борьба в воздухе в тот, самый трудный, для нас период, несмотря на явное преимущество противника, в короткие сроки приобрела организованный и целенаправленный характер. Уже через неделю после начала войны немецкие бомбардировщики ходили только под сильным прикрытием, а истребители вступали с нами в бой лишь при многократном количественном перевесе. Но и это гитлеровцев не спасало. Наши воздушные бойцы сбивали гораздо больше, чем теряли своих. Основные же потери в течение всего лета сорок первого года мы по-прежнему несли на земле. Немцы знали, что у нас нет надежных средств для прикрытия своих аэродромов и методично, по нескольку раз на день прилетали бомбить Однако при массированных налетах они несли ощутимые потери.

1 июля над могилевским аэродромом произошел бой, описание которого вскоре попало на страницы центральных газет.

...Когда показались немецкие бомбардировщики, у нас на аэродроме находилось три звена. Шесть истребителей поднялись сразу и тут же были связаны боем. Звено Николая Терехина только возвратилось с боевого задания и еще не успело заправиться. Заканчивал заправку и взлетал Терехин уже под бомбежкой. Накануне он сбил бомбардировщик (второй с начала войны) и вот снова повел звено в атаку на "юнкерсы". Мы с тревогой следили, как взлетает звено, как Терехин точно вывел ведомых в прямом смысле из-под бомб, потом так же удачно сманеврировал и быстро пристроился к "юнкерсу", но огня почему-то не открывал. Я сейчас уже не могу сказать, что у него произошло с оружием, но, помню, вместе с другими работниками штаба дивизии, наблюдавшими тот бой, был раздосадован тем, что Терехин не открывает огня. И вдруг И-16 на наших глазах винтом рубанул фашиста по хвосту!

А дальше произошло такое, чего за всю войну мне видеть больше не приходилось. Уже потом, после боя, мы это квалифицировали как двойной таран, и, как всякий редкий случай, эпизод этот передавался летчиками в устных рассказах, обрастая всевозможными домыслами. Но, по утверждению некоторых очевидцев, Николай Терехин после первого тарана ударил плоскостью другой, рядом идущий "юнкерс".