Читаем Я из огненной деревни полностью

Уже немцев нема, немцы уехали в город, село пустое, только двери скрипят – ветер расходился, прямо страшно так…

Ну, я сидел, стемнело уже, а мать не дошла до своей хаты, а к матери своей зашла. А там, в той хате, соседка была, лет восьмидесяти старушка, дак мама спрашивает:

– Може, видели, как хлопчик какой-нибудь тут бежал?

– Видела, говорит, бежал какой-то.

– Идите, бабка, его приведите.

Пришла бабка, за руку меня тянет:

– Пойдём до нас… – А я упираюсь, не хочу идти. Говорю:

– Откройте мне, я пойду в нашу хату.

Ну, а она меня за руку и повела туда.

Две недели мы там так лежали, никакой перевязки, ничего. Боялись ехать к доктору: убивали нас немцы и опять к ним ехать, – добьют, страшно всё-таки. А потом всё-таки решили: так не так – а надо ехать.

Поехали. В Слоним, туда в больницу батька отвёз. Месяц мы лежали в больнице. А врачи эти в больнице ничего не знали, допытываются: «Где вы были, на фронте?» Деревню нашу не сожгли, а в Слониме не знали, что нас постреляли.

Месяц мы пролежали в больнице и снова додому пришли…»

Спасла мать Сашу Сосновского. И вырос он сильным и управным, стал трактористом в родном колхозе «Савецкая Беларусь». Высокий, здоровый, с бесхитростной прямотой в голубых глазах. Только между густыми бровями затаена какая-то растерянность: он, как и мать, силится и никак не может ответить на вопрос: почему такое произошло с ними? Рассказывая, он словно бы всё время спрашивает…

Вот и соседка Сосновских, Тэкля Петровна Герасимчик, бьётся над этим вопросом:

«…Тут я и родилась, тут я и замуж вышла. И расскажу я то самое… В тысяча девятьсот сорок втором году, шестнадцатого декабря, была среда. Я вытопила печь, всё это… покормила детей и стала мести хату. А муж был в гумне, веял то ли ячмень, то ли овёс. Ну вот, приходит немец в хату:

– Цурик, цурик!..

– Куда, пане?

– Туда, на собрание.

– Одной мне? – спрашиваю.

– Не, и детей бери. Киндер, киндер!..

Ну и что… у меня было три годика хлопчику. Я замотала так его, накрыла. Погнал он нас. Пригнал к мосту. И мужа погнал из гумна. Муж вперёд пошёл, а я уже с детьми за ним. С нами была Гануся и Маруся Моисеева, две старушки. Пригнали сюда под мост, около Адама Герасимчика. Окружили нас, поставили нас во дворе. Хотели сначала в сарай, чтоб сожечь живых, но тут уже им нельзя было никак: полно было наложено, только один ток пустовал, с одной стороны сено, а с другой – жито немолоченое…

Ну, и все дожидались этого старосту-людоеда. Приехал он из города на такси, с тем начальником-немцем. Давай говорить:

– Где тут твои спалённые люди?

Ну, стоял его зять с семьёй, он за зятя:

– Вот, это мои. Больше я никого не хочу.

Я с дитём на руках, держала хлопчика, дитя обхватило мою шею и не дало мне никуда оглянуться:

– Мамочка, мамочка, не бросай меня. Будем вместе, нас немец постреляет вместе.

Три годика было.

– Не, говорю, сынок, не брошу, не брошу тебя.

Муж мой взял его у меня, а он:

– Не, я к мамке, к мамке!

И мой свёкор стоял, восемьдесят лет, в той самой группе. И деверь, и золовка с маленьким, и я с дитём. Это нас гнали всех. А дитя это вцепилось прямо как клещ. Погнали. Пригнали на кладбище и говорят: «Падай!» Я тут упала с дитём, а муж мой побежал утекать за реку. И ещё один старичок, Малец. Побежали они, вдвоём. Этот старичок был полегче, перебежал, а мой муж – не знаю, или он завалился в реку… Добежал до него немец, в него всё стрелял, и убил там его. И он лежал там три дня. Я на кладбище лежала, не слышала, стреляли ли кого, у меня сердце забилось, не знаю, не помню…

Я после уже очнулась – никого нема, только вокруг трупы лежат… Я подняла голову – ой, уже не вижу ничего на один глаз, мне все тут запухло. Пуля тут во попала и через глаз вышла. Я поднялась, снова упала, вижу: дитя лежит неживое. Я говорю ему: «Костик, Костик», а он ничего, уже неживой. Тут свёкор убитый, тут золовка лежит. Невестка убитая с дитём. Я поднялась и снова упала…

А уже вечереет. А моего свёкра дом около кладбища на хуторе стоит. Я поднялась всё-таки, подержалась за кустик немного. Всё на мне заскорузло, в крови. Бросила то одеяльце, в котором дитя было завёрнуто, и поползла. Приползла я к дому этому, вползла в дом – никого нема. Я легла тут на кровать, лежала, лежала, уже мне – всё шумит… А потом входит в хату… А я думаю, что это заходит меня убивать. А это ж приходит Катерина Хатунчик ко мне просто к кровати. И её детей трое убили. А она пошла корове как раз давать, так и осталась. А Любу, невестку её, с детками вместе убили. Теперь она мне говорит:

– Ты жива?

– Жива, – отвечаю.

– Пойдём, – говорит она, – я тебя отведу в свою хату.

Подняла она меня, под руку взяла, укрыла меня дерюжкой и повела меня в свой дом. Я тут упала около дома своего и лежала – нигде никого нема. После она всё-таки меня подняла и отвела меня в Попадичкову хату. А там жил старостин зять. Открывает она хату и ведёт меня туда. А они кричат:

– А куда ты её ведёшь?

А я все помню, только не вижу ничего вот этим глазом, запухло всё. А мать его старая говорит:

– Во, чтоб за неё ещё и нас побили.

Перейти на страницу:

Все книги серии История в лицах и эпохах

С Украиной будет чрезвычайно больно
С Украиной будет чрезвычайно больно

Александр Солженицын – яркий и честный писатель жанра реалистической и исторической прозы. Он провел в лагерях восемь лет, первым из советских писателей заговорил о репрессиях советской власти и правдиво рассказал читателям о ГУЛАГе. «За нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы», Александр Солженицын был удостоен Нобелевской премии.Вынужденно живя в 1970-1990-е годы сначала в Европе, потом в Америке, А.И. Солженицын внимательно наблюдал за общественными настроениями, работой свободной прессы, разными формами государственного устройства. Его огорчало искажённое представление русской исторической ретроспективы, непонимание России Западом, он видел новые опасности, грозящие современной цивилизации, предупреждал о славянской трагедии русских и украинцев, о губительном накале страстей вокруг русско-украинского вопроса. Обо всем этом рассказывает книга «С Украиной будет чрезвычайно больно», которая оказывается сегодня как никогда актуальной.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Исаевич Солженицын , Наталья Дмитриевна Солженицына

Публицистика / Документальное
Частная коллекция
Частная коллекция

Новая книга Алексея Кирилловича Симонова, известного кинорежиссера, писателя, сценариста, журналиста, представляет собой сборник воспоминаний и историй, возникших в разные годы и по разным поводам. Она состоит из трех «залов», по которым читателям предлагают прогуляться, как по увлекательной выставке.Первый «зал» посвящен родственникам писателя: родителям – Константину Симонову и Евгении Ласкиной, бабушкам и дедушкам. Второй и третий «залы» – воспоминания о молодости и встречах с такими известными людьми своего времени, как Леонид Утесов, Галина Уланова, Юрий Никулин, Александр Галич, Булат Окуджава, Алексей Герман.Также речь пойдет о двух театрах, в которых прошла молодость автора, – «Современнике» и Эстрадной студии МГУ «Наш дом», о шестидесятниках, о Высших режиссерских курсах и «Новой газете»…В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Алексей Константинович Симонов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

И пели птицы…
И пели птицы…

«И пели птицы…» – наиболее известный роман Себастьяна Фолкса, ставший классикой современной английской литературы. С момента выхода в 1993 году он не покидает списков самых любимых британцами литературных произведений всех времен. Он включен в курсы литературы и английского языка большинства университетов. Тираж книги в одной только Великобритании составил около двух с половиной миллионов экземпляров.Это история молодого англичанина Стивена Рейсфорда, который в 1910 году приезжает в небольшой французский город Амьен, где влюбляется в Изабель Азер. Молодая женщина несчастлива в неравном браке и отвечает Стивену взаимностью. Невозможность справиться с безумной страстью заставляет их бежать из Амьена…Начинается война, Стивен уходит добровольцем на фронт, где в кровавом месиве вселенского масштаба отчаянно пытается сохранить рассудок и волю к жизни. Свои чувства и мысли он записывает в дневнике, который ведет вопреки запретам военного времени.Спустя десятилетия этот дневник попадает в руки его внучки Элизабет. Круг замыкается – прошлое встречается с настоящим.Этот роман – дань большого писателя памяти Первой мировой войны. Он о любви и смерти, о мужестве и страдании – о судьбах людей, попавших в жернова Истории.

Себастьян Фолкс

Классическая проза ХX века
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература