Я из тех, кто вернулся

И зубы орловских ребят, молодые крепкие зубы, перекусывавшие медную проволоку, к этому времени у многих висели на ниточках. И когда солдаты хрипло кричали что-нибудь друг другу, эти желтые источенные лопаточки пошатывались в разные стороны.

– Ну, как они эту солому жрут? Скажите на милость? – терзался Матиевский. – Как это им удается? Это же колючая смерть! – Он выплюнул кусок изжеванной соломы. – Нет! Не хочу быть ишаком. Не хочу жрать солому. Хочу маленький шашлык из баранины. Во-от такой маленький… – Матиевский широко разбросил руки. – О-о-о, дайте мне пожрать…

– Заткнись, – рявкнул сержант Богунов. – Приказываю! О жратве ни слова. Кто только заикнется о харчах, тому наряд вне очереди…

Но только мысли у всех были единственно о еде. И она представлялась всем в разнообразных салатах и намасленных блинах горкой, густыми щами и наваристым борщом, кулебяками и расстегаями, русскими пирогами с рыбой и прочим, от чего сосало под ложечкой и слабели ноги.

– Подлость какая, – ворчал Матиевский, – даже помечтать не дадут… – И мутный взгляд его ласкал худые бока ишаков. – Интересно, из ишаков шашлык делают? Оч-чень интересно…

И даже ишакам становилось не по себе от его волчьего взгляда. Они быстрее семенили худыми ножками.

– Не смотри так, Сережка, – качал пальцем Осенев. – Нечего так смотреть. Нехорошо…

– А подыхать с голоду хорошо?

– А может, правда попробуем ослятинки? А-а, ребята?..

– А что?.. Конину едят… Собак едят… Даже змей жрут и не давятся…

– Вы сначала мною подавитесь, – огрызался Осенев. – Это же полезное животное.

– Вот именно, полезное… Для желудка…

– Ага, для пищеварения…

И уже Шульгин хотел прекратить прения, как вдруг один из ишаков, испуганный жадными взорами, соскользнул с натоптанной тропы и провалился в глубокий снег. Он сел в снег по самое брюхо, забарахтался в нем, словно в снежной каше. Тщетно били под животом худые копытца. И все вспомнили, что это был всего-навсего загнанный зверь, измученный на войне почти до смерти.

– Вот дурашка, – заворчал Матиевский и первым бросился в снег.

За ним бросились другие солдаты, и все они протянули руки под мокрым брюхом.

– И-и-и раз, – заревел Матиевский, – и-и-и два-а…

И солдаты рывками выдернули ишака из снежной ямы и вытолкнули его на твердый наст. Ишак лег на живот, завалился на бок, с облегчением вытягивая тощие ноги.

– Не боись, – зашумел Матиевский, – не съедим. Мы шутим. Мы ослов не жрем. Мы их только слушаем. У нас на родине очень любят слушать ослов. И-и-а-а-а…

– Иа-а-а, – подхватил ишак и довольно затряс грязной челкой.

– Понимает, хоть и на четырех ногах, – засмеялся Матиевский. – Живи, живи, колбасный фарш. Живи, окорок…

Санитарный пакет, приколотый к бронежилету солдата булавкой, неожиданно прыгнул лягушкой и свалился на снег. Матиевский подхватил санпакет и с сожалением посмотрел на сломанный крючок. Только и осталась от лопнувшей булавки острая спица.

– Во-от до чего доводит доброта, – махнул Матиевский сломанной булавкой и вдруг стремительно выгнул руку и уколол ишака в мокрый, покрытый снежным крошевом зад. Просто так. Для куража. Смеха ради…

От неожиданности животное нелепо подпрыгнуло, подобрало коленца под тощие ребра, лягнуло копытцами воздух и вдруг понеслось вперед по тропе, напрягая последние силы.

– Стой, дурное, куда?! – завопил Матиевский.

Но всполошившийся ишак только прибавил прыти. Он несся по утоптанной дорожке, мотая вислоухой головой, взбрыкивая, и хвост у него яростно хлестал по снегу.

– Вот же, осел, – кричали позади хлесткие голоса, – куда ж ты пре-есся?..

Но ишака уже вынесло впереди всех. Изредка он оборачивался, скаля желтые зубы, и даже холка у него встала дыбом.

Матиевский выбрался из снежной западни и едва припал на одно колено от смеха, как вдруг блеснуло впереди режущим светом. Оглушающе лопнул воздух. Посыпались вокруг комья грязного снега, каменный град мелких осколков.

– Ложись, – запоздало крикнул Шульгин.

И вся шульгинская группа повалилась снопами на снег. Лицом вниз. Руками за голову. Матиевский снова скатился в снежную яму. Осенев прижал мокрый лоб к коленям. Шульгин закрылся вещевым мешком.

Все случилось в одно мгновение. И только напряженный слух уловил за страшным взрывом жалкий вопль погибшего животного.

Все выяснилось через несколько минут. Отчаянный бросок животного по утоптанной душманами тропе спас жизнь многим солдатам.

– Фугас, чтоб его… – плюнул в развороченную яму Богунов. – Вот это подарочек! Прямо для нас устроенный… Глядите, установлен непосредственно на тропе…

– Верняк… Завалило бы человек пять, не меньше, – свистнул кто-то. – Многие бы в этой могилище полегли. Смотри, какой диаметр…

– От ишака совсем ничего не осталось, – развел руками Матиевский. – Даже копыт не соберешь. Лег грудью на амбразуру! Погиб смертью храбрых!

– Вечная память нашему ишаку!

– Минимум пятерых бойцов спас!

– Хоть памятник ему ставь!

– А еще сожрать хотели…

– Точно, полезное животное…

– Да это же все Осень, ребята… – ахнул кто-то. – Это же он этих ослов зачем-то на ноги поставил. Потащил их за нами. Будто знал, что пригодятся.