Я из тех, кто вернулся

Богунов сердито и горячо закричал:

– Ты что, ошалел, салага?! Оставлять духам такие подарки… Еще чего…

Втроем они подняли Лаптева, поставили на ноги. Повели. Но идти такой кучкой по узкой тропе они не могли. Ноги Лаптева поминутно съезжали вниз, сбивали комья земли, камни. Гранитные гладыши неслись по отвесному склону, гулко грохотали по ущелью.

Матиевский ворчал, уткнувшись губами в ухо Лаптева:

– Не позорься, юноша. Ты же налегке идешь. Это же пионерская прогулка. Шевели лаптями…

И Лаптев, казалось, услышал. Начал неуверенно вразвалку выкидывать колени вперед. Пошел. Склонил голову на плечо. Прикрыл помутившиеся глаза.

Матиевский и Богунов поддерживали его за локти с обеих сторон. Так они прошли около часа. Иногда срывались. Падали втроем на тропу, стараясь не скатиться в пропасть. Медленно поднимались, вяло и негромко ругаясь. Подталкивали Лаптева в спину, тащили за руки. Встряхивали, осаживали безвольное, заваливающееся тело на неподвижные ватные ноги. Лица солдат покрылись липкой испариной. Ссадины на щеках и бровях, полученные при падениях, начали кровоточить.

Впереди на извилистой скользкой горной тропе тоже начали оседать, приваливаться спиной к камням уставшие солдаты. Они присаживались, безвольно опустив головы на колени. Расстегивали бронежилеты. Тяжело с надрывным хрипом ходили под бронежилетами худые ребра. Но стоило Лаптеву ныряющим шагом подойти к ним поближе, как измученные фигуры солдат выпрямлялись и устремлялись вперед. Вид солдата, нечеловечески истерзанный и угнетенный, подстегивал их, как бичом. Понимали солдаты, что второго такого же Лаптева группа прикрытия не выдержит.

Матиевский грозил им кулаком:

– Я вам пинками помогу, тараканы беременные! Я вам нарисую две подошвы на заднице. До старости синяки не отмоете.

Богунов кивал:

– Шевелите прутиками, зелень, пока я их не оторвал. Будете у меня на руках скакать, как страусы.

Отставшие беззлобно огрызались:

– Догоните сначала…

– Волокут одного доходягу – прямо пупки надорвали…

Матиевский дико вращал глазами. Богунов беззвучно хватал ртом воздух.

А Лаптев уже совсем перестал двигать ногами… Коленки у него изредка вздрагивали, проходила по бедрам короткая судорога, но, увы, это был уже не шаг. Эта нелепая дрожь только мешала Богунову и Матиевскому. Лаптев грузно вис у них на плечах, давил острыми локтями шею, бился болтающейся головой о виски, разбивая угловатыми скулами запекшиеся ссадины своих товарищей.

Матиевский и Богунов тоже начали делать передышки. Падали на тропу, как убитые. Лежали, не двигаясь. Успокаивали гулкое биение загнанного сердца. Вздыхали медленно, осторожно. При быстром вздохе, как нож в брюшину, кололо снизу вверх остро и беспощадно.

Шульгин шел, повернувшись спиной к тропе. Автомат держал наготове пальцами на спусковом крючке. Вглядывался в ближайшие хребты до рези в глазах. Старался вовремя заметить короткие стальные блики, солнечные зайчики от стволов душманских автоматов. Иногда он сменял уставших товарищей, подхватывал Лаптева, и тогда уже Богунов или Матиевский пятились спиной к тропе и так же внимательно оглядывали тихие безмятежные горы в белых шапках подтаявшего снега.

34

На одном из коротких привалов, когда Богунов и Матиевский лежали, уткнувшись носами в сгибы локтей, Лаптев вдруг приподнял голову. Шульгин, уловивший краем глаза движение, повернулся к нему.

Лаптев равнодушно смотрел прямо сквозь Шульгина, пробивая его насквозь негнущимся взглядом. Спускалась с губ на подбородок розоватая слюна с кровью. Вокруг глаз расплывались радужные пятна. Он вдруг улыбнулся, и застывшее, непослушное лицо его перекосилось в горькой гримасе. Что-то хмельное тронулось в глубине черных глаз. Приподнялся на локтях. Раскачиваясь в стороны, привстал на колени. Растопыренные пальцы упирались в землю. Безумие плеснулось в уголках глаз.

Шульгин ободряюще махнул рукой. Вроде бы ожил безнадежный. Очухался.

И вдруг Шульгин не поверил себе…

Лаптев, не вставая на ноги, на коленях подполз к самому краю тропы. Неуклюже наклонился над обрывом. Согнулся еще ниже. И вдруг перекинул свое тяжелое тело вниз, оттолкнувшись сапогами от камней.

– Стой, – запоздало крикнул изумленный Шульгин.

Тропа, где только что находился Лаптев, опустела, остались только две длинные борозды от колен. Через мгновение из пропасти донесся протяжный грохот и сдавленные стоны.

Шульгин, Матиевский, Богунов вскочили и едва не опрокинулись сами в пропасть, оскаленную пиками серых камней.

– Что за хр-ренотень? – в сердцах воскликнул Богунов.

– Кувыркнулся… – Матиевский с досадой махнул кулаком.

– Метель, я – Метель-один – прием! – вышел на связь Шульгин.

– Прошу остановиться. У меня Лаптев сошел с тропы. Сорвался в пропасть…

Лаптев, к счастью, упал недалеко. Он уткнулся телом в каменную глыбу метрах в трех от тропы. Ободрал бушлат на локтях. Хлебнул песка.

– Лапоть ты, лапоть, – сердито ворчал Матиевский. – Икар наш файзабадский… Сейчас мы тебя вытащим. Устроим разбор полетов.