Так и не скажешь, что полицейский. В строгом выдержанном костюме с непробиваемым выражением лица, как будто передо мной влиятельный бизнесмен.
А ещё он подстригся. Черная шевелюра теперь вдвое короче. Раньше мне нравилось запускать в неё пальцы, когда мы целовались, и он всегда в шутку говорил, что не будет стричься исключительно ради меня. Теперь, видимо, причин нет.
— Привет, — первая озвучиваю заглушенным голосом и прочищаю пересохшее горло. — Как себя чувствуешь?
Себастьян смотрит на меня ещё некоторое время и тянет уголок губ в едва заметной усмешке. Но я не могу разгадать его взгляд. В нем нет ни намека на те эмоции, что были в больнице. Как будто они испарились одним щелчком, оставляя трезвое равнодушие.
— Нормально, — отвечает сдержанно. — Бинты сняли, как видишь. Говорил же, ничего серьезного.
Я киваю и отвожу взгляд, неловко прокусывая губу. Вспоминаю его болезненный вид в больнице, но сдерживаюсь, чтобы не вклиниться. Сейчас моя забота покажется точно неуместной.
— Может, чаю? — предлагаю, не успев как следует поразмыслить над своим предложением.
— Не откажусь, — соглашается он.
Я ощущаю слабый укол растерянности, потому что была уверена, что он откажется. О чем говорить и как себя вести с бывшим наедине, я даже не представляю.
На кухне сразу же щелкаю эклектический чайник и тянусь за упаковкой. Себастьян отодвигает стул и садится. Стоя спиной, я ощущаю себя менее растерянно, но не могу скрыть слабую дрожь, когда достаю кружку.
— Ты же не любила меня, Эвелин, — вдруг раздается голос Себастьяна.
Это случается так неожиданно, что я роняю кружку. Та с глухим звоном падает на пол и я рывком наклоняюсь, чтобы поднять ее. Откладываю чудом не разбившуюся посуду и беру новую. Чайник вскипает, а я неровным движением хватаю его и заливаю пакетик кипятком. В памяти отложилось, что Себастьян не любит кофе и всегда предпочитает чай. Но сейчас внимание пленит другое. Голос. Окружённый лёгкой горечью и смирением. Нет, я ошиблась. Те чувства никуда не ушли.
— Ты думаешь, я не понимал этого? — тем временем продолжает Себастьян. — Не видел тоски в твоих глазах? Я верил, что смогу завоевать твое сердце. Неважно, сколько мне бы понадобилось времени, я был готов. Эти три месяца наших отношений были лучшими в моей жизни. Но ты счастлива с ним и это главное, — он делает внушительную паузу, прежде чем бьёт подозрительно недоверчивым вопросом: — Ты ведь счастлива с ним, Эвелин?
Во рту внезапно пересыхает и на кончик языка перекатывается горечь. Кажется, скажи я "нет" и это включит для него зелёный свет. Он ждёт ответа. И воздух вдруг пропитывается таким обнадеживающим привкусом озвученного вопроса, что мне хочется утешить его. А я не могу ему солгать. И себе тоже. Может глупо, и может пожалею об этом, но кроме Раяна я не хочу видеть возле себя никакого другого мужчину.
Я закрываю глаза и делаю вдох-выдох. Смыкаю руки на заполненной кружке и делаю разворот, встречаясь с глубоким, ожидающим ответа взглядом. Сердце больно сжимается.
— Да, — признаюсь на выдохе, едва ли чувствуя жжение в ладошках.
Делаю быстрый шаг и опускаю перед ним кружку, а затем отступаю.
Себастьян опускает взгляд на предложенный чай, пристально смотрит на него, но словно сквозь. Его лицо по прежнему непроницаемо, только челюсть немного поджимается, а на скулах слегка проступают желваки.
— Спасибо за чай, — немного резче выговаривает он, хотя даже не притронулся к нему. Конечно же, он был только поводом.
Себастьян резко отодвигает стул и подводится, а я быстро спохватываюсь.
— Я принесу твою форму, — сбито говорю и поспешно выхожу из кухни, как будто боясь услышать что-нибудь ещё, что обязательно ударит по моему сердцу глубоким чувством вины. А может и правда боюсь…
Когда возвращаюсь, Себастьян уже стоит возле выхода, сунув одну руку в карман брюк. Густые брови слегка нахмуренные, а на лбу проступает задумчивая морщинка.
— Вот, — протягиваю ему пакет с вещами, нарочно избегая взгляда. Несколько раз он оставался ночевать, поэтому было удобней с вещами. Разумеется, спали мы в одной постели, хоть и к большему так и не пришли.
Себастьян принимает вещи и молча отворачивается к двери, дёргает ручку.
— Себастьян, — тут же испуганно зову я.
Он останавливается с замёрзшей на ручке ладонью, успев лишь слегка приоткрыть дверь. Немного медлит, а затем оборачивается. Я вижу, как в его глазах что-то вспыхивает, но так же быстро исчезает.
— Прости меня, — сиплю пересохшими губами, чувствуя где-то внутри подступающее жжение слёз. — Я не хотела причинить тебе боль.
Он дёргает кадыком, а затем внезапно для меня понимающе кивает и тянет уголки губ в теплой улыбке.
— Я знаю, Эвелин, — шепчет с лёгким налетом грусти. — Я знаю.
Двигается взглядом между моими глазами и дарит мягкую улыбку, после чего толкает дверь шире и уходит. Дверь за ним захлопывается, а мое сердце екает.
Вот и все.
— Все хорошо?
Я слегка вздрагиваю, чувствуя на своих плечах тепло ладоней. И выныриваю из прострации. Я без понятия, сколько простояла так, пялясь в дверь, и когда Раян успел подойти.