Я к тебе (не) вернусь (СИ)

Мои глаза моментально находят кроватку, где захлебывается в рыданиях моя малышка.

— Девочка моя, — я подлетаю к кроватке и подхватываю ее на руки, прижимаю к себе и целую, целую, целую.

Плач не утихает, она рыдает так сильно, что у меня почти закладывает уши. Слезы моментально наворачиваются на глаза и мое сердце буквально разрывается пополам от боли.

— Сейчас, моя маленькая, — я судорожно дёргаю футболку вверх, не с первого раза сумев выполнить это элементарное действие. Мои руки дрожат, ноги едва держатся, все мое тело, словно опасная мина, готовая взорваться от любого неверного шага.

Опускаюсь на кровать и приспускаю чашечку бюстгальтера, прикладывая ребенка к груди, но она не сразу понимает. Мия крутит головкой, горько рыдая, и я пытаюсь снова, поднося ее губами прямо к соску. На этот раз она находит связь, затихает и впивается так жадно, словно не ела целый день.

Душа мечется от боли, а грудь душат собственные слёзы.

Мой ребенок голодный и захлебывается в болезненных рыданиях. Что ж я за мать такая?

Всхлипнув, я утираю мокрые от слёз щёчки моей принцессы и не выдерживаю, ощущая, как по лицу скатываются влажные дорожки. Она кушает долго и жадно, не отлепляясь от меня ни на секунду.

Не знаю в какой момент я замечаю, что Мелисса ушла и я осталась одна в комнате. Мия засыпает с соском во рту, ее дыхание выравнивается и она начинает мягко сопеть. Я осторожно убираю от нее грудь, поправляю одежду и прижимаю ее к себе, не желая ни на секунду никуда отпускать.

Ещё несколько часов назад я умирала от предательства, а сейчас готова добровольно умереть, лишь бы Раян выжил. Я готова простить все что угодно, только бы он остался целый и невредимый.

Вот только проходит один час, за ним второй и третий, но так ничего и не происходит. На улице начинает темнеть, сумерки склоняются к горизонту и темнота неумолимо поглащает свет, двигая время к непроглядной ночи. А Раяна все так же нет.

— Папа вернётся, — в отчаянии шепчу я и прижимаю дочь к себе крепче, ощущая, как слёзы льдинками капают вниз. — Папа обязательно вернётся.

* * *

Крохотное постукивание веток по стеклу вырывает меня из сна. Я открываю глаза и мое сердце сразу же сжимается, оплетаясь осознанием реальности. Рядом под боком спит моя малышка, за спиной слышится тихое, глубокое дыхание Мелиссы. Мия слишком утомила ее, но она до последнего не оставляла мою девочку.

Мы обе уснули, и я даже сама не поняла, когда это случилось. Наверное, пережитый стресс слишком остро отложился на корках сознания и сон — оказался единственной защитной реакцией организма от боли. На улице глубокая ночь, ветер качает ветки деревьев за окном, в доме по прежнему загробная тишина.

Я поделилась с Мелиссой тем, что рассказал мне Дориан. Ее осунувшееся лицо и глубокая тоска в глазах едва не захлестнули меня. Наши мужчины в опасности и сейчас мы — это все, что есть друг у друга. Наверное, только это и моя маленькая девочка помогают мне держаться на плаву.

Мягкий, совсем призрачный звук, словно лёгкий толчок в плечо, заставляет напрячься все мои нервные окончания. Я хватаю ртом вдох и поднимаю голову, не понимая, почудилось ли мне это.

Дальнейшая тишина только подтверждает, но этого оказалось достаточно, чтобы растормошить мое сердце и сознание с новой силой.

Я поднимаюсь с кровати, беру дочь и укладываю ее в кроватку. Она не просыпается, слишком утомилась моя девочка. Мелисса издает протяжный вдох и ерзает по кровати, а затем вновь сглаживает дыхание, погружаясь в дальнейший сон.

Только мое внимание уже не там. Я смотрю в дверь и не верю своим глазам, видя засветившуюся тонкую полоску света под выемкой. В горле сухо, как в пустыне, сердце грохочет так сильно, словно хочет разорвать грудную клетку.

Я еле справляюсь с шоком и рвано отрываюсь от места, усиленно дергая ручку двери. Не успеваю вылететь из спальни, ноги тормозят и глаза ошеломленно впиваются в увиденное.

В гостиной горит свет, и возле входной двери, оперевшись к стене, стоит Дориан. Без фуражки, с помятыми волосами и формой, с его лба краснеет засохшими потеками кровь, из груди вылетает тяжёлое дыхание.

Наши взгляды встречаются, и по всему моему телу бьёт лихорадочный пульс.

— Дориан, — его имя с губ срывается, как отчаянная надежда.

Но почему он вернулся один?

Усталый, глубоко тоскливый взгляд проникает в мои глаза, отвечая на мой вопрос, и я чувствую ледяной озноб, что струится по позвоночнику.

— Нет, — осознание бьёт по телу жгучей лихорадкой, едва не срываясь в припадок, но я отказываюсь в это верить. — Нет, нет нет, Дориан!

— Живой, — выдыхает Дориан, как лёгкий порыв ветра, но он звучит громче всего в моей голове.

Я зажимаю руками рот и глубоко дышу, делаю потрясенный шаг, ещё один, а затем разжимаю ладошки и с горловым всхлипом бегу к нему, попадая в капкан его объятий.

— Живой, — шепчет он мне в ухо, затягивая меня сильными руками.