Я к Вам пишу...

Поутру далее в путь тронемся. Прохор говаривал, недолго осталось, уже более проехали, чем впереди. Не пишите мне ответ, коль письмо ранее меня будет – тут, сказывали, почтари скорые. Да и сама пишу, чтобы время скоротать, разные мысли высказать. Дневника-то давно не веду, с девичества. Папенька и братец старший смеялись всегда, что дневники и альбомы девичьи от ума недалекого. Вы, Роман Сергеевич, поди, тоже так считаете? А мне порой бывало и поговорить не с кем, а в дневник напишу, и на сердце легче, думы разные уходят. Теперь-то я Вам пишу, и тоже сердце успокаивается, что никакой беды и лиха не случится, коль Вы меня ждете. Оленька, княгинюшка моя, частенько сердится, что иногда я так говорю, словно и не выросла вовсе, не повзрослела. Да и куда мне – у нее семья, детушки, обязанности разные по благотворительности, а я все в девушках и с тетушками. А они у меня открытые души, вот и меня так научили. Может, и не так хорошо оно, но уже как есть, не переделать. Коль и Вам речи мои неумными и ребячливыми покажутся, значит, и взаправду так.

Хозяин торопит с письмами, почта вот-вот отъезжать будет.

Буду заканчивать, и даст Бог, до встречи скорой, а пока остаюсь все еще невестою Вашею, Варвара Белокриницкая

Письмо Роману Чернышеву от матери,

графини Чернышевой Елены Дмитриевны, второе

Сорок мучеников Севастийских, 1833 год

Москва, Мясницкая,

Павла Матвеевича Белокриницкого собственный дом

Любезный сын мой, Роман Сергеевич и невестка Варвара Павловна, которую несказанно счастлива я именовать таковою. Весть о венчании вашем получили мы под конец января, и радости моей материнской нет предела. Образ благословенный передала я вам, как принято, но снова и снова благословляю вас, детушки.

Сердце болит, как вы там в зиме и холоде, но надежду чаю дождаться возвращения Вашего, Роман Сергеевич, с Варенькой и детушками, коли Бог вас ими благословит, на что уповаю.

Весточка у меня для нея печальная, Вы уж там сами как-то сумейте преподнесть в нужное время – тетушка Катерина в воскресение Прощеное преставилась, но уход ее был тихий и благостный – Святых Таин приобщилась, прилегла и уснула. Стали к чаю будить, а она уже и остыла. В Чистую среду схоронили на Донском, место там у них фамильное. Слово хорошее батюшка сказал, да и что говорить, добрая душа была Катерина Матвеевна, даже я ее полюбить успела, хоть и знала недолго.