Я хирург. Интересно о медицине от врача, который уехал подальше от мегаполиса

Порой работа приносит массу моральных переживаний, которые выворачивают душу наизнанку, заставляют смотреть на происходящее другими глазами.

Мне вспоминаются слова Елизаветы Петровны Глинки — той самой хрупкой женщины, легендарного доктора Лизы, творившей добро:

«Когда ты работаешь на своем месте, то твоя работа не кажется тебе самой тяжелой».

Согласитесь, очень точная фраза.

Могу сказать честно, я бы не смог работать с паллиативными больными.

Мне хочется видеть результат своей работы, выраженный в улучшении состояния здоровья.

Вернемся к пациентке.

Сын сказал, что обратились они сейчас из-за асцита — скопления жидкости в брюшной полости.

Они уже были здесь в прошлом году с подобной проблемой, и хирург проводил лапароцентез[35].

По моей спине пробежал холодок. Я чувствовал, как капли пота быстро стекают вниз.

Лапароцентез я проводил во время учебы раз семь-восемь, действуя под контролем наставника, но самостоятельно, когда вся ответственность лежит на тебе, — ни разу…

К тому же у пациентки был ярко выраженный венозный рисунок на животе. Голова медузы, в точности как написано в медицинских учебниках. Это явно осложняло работу.

Даю команду медсестре на забор анализов. Также нужно было подготовить операционную и взять согласие пациента на оперативное вмешательство.

Быть утешением в глазах умирающего человека по силам далеко не каждому.

Я очень переживал, что что-то пойдет не так. Еще и у терапевта был такой взгляд, будто асцит она видит впервые. Что было вполне возможно…

Анализы были готовы, нужно было приступать к лапароцентезу.

Я надеваю перчатки, мысленно внушая себе, что все будет хорошо. Страха пытаюсь не показывать.

Беру зажим с марлевой салфеткой, смоченной спиртом, обрабатываю операционное поле вокруг пупка. Анестезия — местная.

Отступаю вверх на два сантиметра от пупка, беру скальпель, делаю надрез…

Беру троакар[36], протыкаю брюшину, попадаю в брюшную полость. Снимаю троакар, и по трубке начинает идти светло-коричневая мутная жидкость.

В общей сложности тогда мы откачали ее около 20 литров.

Живот сразу стал мягче. Пациентка задышала, начала разговаривать, однако ей стало плохо. Так бывает после подобного вмешательства.

Нужно было эвакуировать не всю жидкость, чтобы избежать подобного.

В итоге все закончилось хорошо. От госпитализации пациентка отказалась, сказав, что дома справятся сами, но обратятся повторно в случае необходимости.

Стоит отметить, что после этой процедуры мой авторитет в глазах коллег значительно вырос. И я стал не новичком, а подающим надежды молодым хирургом.

Дежурство шло своим чередом, было достаточно спокойным, серьезных поступлений не было.

Порезы, переломы… Травматолога, к слову, в нашей ЦРБ не было, и переломы были в зоне ответственности хирургов.

Я поднялся в ординаторскую, заполнил все необходимые документы, провел обход, зашел в столовую. Организм требовал подкрепиться.

В тарелке лежало картофельное пюре с котлетой, и только я собрался их уничтожить, как из приемного отделения позвонили по мою душу.

Скорая привезла пациента.

Темноволосый худой мужчина оказался местным жителем, частым гостем приемного покоя, в котором его уже знала каждая медсестра, поскольку жил мужчина в этих краях уже около 20 лет.

Со слов пациента я узнал, что он был на даче, когда начались боли в животе.

Острая боль, которая не купировалась анальгетиками, вызывая холодный пот.

Клиническая картина напоминала острую язву или перфорацию.

Мужчине было за 50, в анамнезе — хроническая язва желудка, несмотря на которую пациент оказался любителем покурить и выпить.

В это поступление пациент также источал запах алкоголя.

Сделав УЗИ, свободной жидкости мы не нашли, обнаружили лишь небольшой лейкоцитоз в результатах анализов. Гемоглобин также находился в пределах нормы, но живот болел, не отпускал.

Вызвали ургентного эндоскописта, который сделал пациенту ФГДС.

Перфорации не было, но язва находилась в стадии обострения.

Мужчину госпитализировали, назначив противоязвенную терапию и инфузию. После назначенных препаратов пациенту стало легче, и он уснул.

Время близилось к двум часам ночи. Меня сморило в ординаторской. Сладким такой сон не назовешь: просыпаешься, дергаешься, находишься в постоянном ожидании.

Меня разбудил звонок телефона.

Я был удивлен, что вызывают меня, а не терапевта, но медсестра уверяла, что скорее это по моему профилю: болел правый бок. Я был в полной уверенности, что это не аппендицит. Вероятнее почечная колика.

Спокойным шагом спустился вниз. Молодой парень жаловался на острую боль, начавшуюся утром. Не помогали ни «Нурофен», ни «Но-шпа», заботливо выданные мамой.

Пригласил его в смотровую. Пропальпировал на кушетке.

Аппендицит! Сомнений не оставалось. Пульс подскочил, ладони вспотели. У меня даже не было ассистента для операции.

Я был один. Один на один с чужой болью.