Я - хищная. Пророчица (СИ)

Перед глазами зарябило, аляповатыми кляксами возникли красные и лиловые пятна. Тело словно жило отдельно от меня, своей собственной, не поддающейся контролю жизнью.

Лара просто взбесила. Неадекватная? Серьезно? Я еле сдерживалась, чтобы не наброситься на нее. Никогда еще не ощущала такой ярости – ослепляющей, чистой энергии, готовой вырваться наружу.

– Девочки, не ссорьтесь, – тихо попросила Лина и снова всхлипнула.

– Ты меня тоже порядком достала, – не обращая внимания на мою деторожденную, прошипела Лара. – Но нам придется потерпеть друг друга. Влад сказал охранять вас, и в отличие от тебя, я слушаю вождя. Недаром атли – племя, но ты, похоже, думаешь, что это балаган.

Упоминание о Владе и послушании снесли мне крышу напрочь, но тут прогремел выстрел. Где-то в доме, совсем недалеко.

Дальше я плохо соображала. Полностью отдавшись панике, вскочила. Мы с Ларой переглянулись, совершенно забыв о том, как только что ругались. Защитница уже не скрывала испуга – смотрела на меня умоляюще, словно я могла что-то сделать. Я не могла.

Или все же...

– Все быстро на выход! Я запер его, но стена не продержится долго, – услышала уверенный голос Влада и выдохнула с облегчением. Что бы там между нами ни произошло, сейчас я была рада, что он жив. Черт, я была счастлива, что могу разделить с кем-то свой страх, переложить его на чужие плечи.

Словно в трансе, стараясь не шуметь, мы вышли из дома. Мир мелькал в глазах старым диафильмом, меняя декорации. Соображала я плохо. Прижимая к груди притихшего ребенка, молилась богам, в которых, по сути, не верила. Сохранить жизнь Кире – больше я ни о чем не просила.

На улице уже стемнело. На небе сгустились серо-сизые облака, воздух был чистым и удивительно свежим. Холодный ветер пробирал до костей, моросил небольшой дождь, и я прижимала к себе Киру, которая уже начинала хныкать.

Рита вскрикнула, зажала рот ладонью. Лара тут же обняла ее, потащила к машине Влада, а я еще несколько секунд смотрела на братьев Макаровых, лежащих на подъездной дорожке. Так близко друг от друга и так далеко...

В груди защемило, и я сглотнула, не в силах сбросить наваждение. Еще сегодня утром я улыбалась Кириллу перед завтраком, перекинулась парой слов с Филиппом. И вот они мертвы. Лежат без движения на холодной земле.

– Нужно ехать. Охотник в доме, – тихо сказал Влад.

От его присутствия стало немного спокойнее – привычная реакция. Впрочем, сейчас мне только на пользу. Нельзя паниковать.

Я кивнула и быстрым шагом пошла к машине.

Лара обнимала Риту на заднем сиденье, а сестра плакала, закрыв лицо руками. С другой стороны Лина гладила ее по спине и что-то ласково шептала. Я вспомнила слова Филиппа, когда мы только начали общаться: жизнь хищного опасна. Никогда не знаешь, где встретишь смерть.

Многие атли встретили ее сегодня в собственном доме. Нам удалось уйти, но надолго ли?

– Садись. – Влад открыл переднюю дверь машины.

Свет фонарей на дорожке отразился на изогнутом металле пистолета. Я подняла глаза.

– Глеб...

Внутри полыхнуло плохое предчувствие, сдавливая, разрывая, сжигая внутренности.

Влад молчал. Взгляда не отвел, смотрел прямо и безапелляционно. Каменный. Непробиваемый.

Я всхлипнула. Отошла на шаг.

Глаза тут же заполнили слезы – реальность расплылась и померкла. Я боялась думать, анализировать, но мысли, как назло, все лезли и лезли. Удушающие, злые.

Я открыла заднюю дверь, осторожно передала Киру недоумевающей Лине. Повернулась к Владу.

– Где он?

Почти уже не понимала, что делаю. Что-то вело меня – дикое, необузданное – диктуя сценарий, по которому я должна играть.

– Сядь в машину, Полина, – очень настойчиво, даже жестко сказал Влад.

– Где Глеб? Он в доме?

– Даже не думай!

Я и не думала – побежала. Ветер свистел в ушах, кеды скользили по мокрой плитке. Вот они – ступеньки, затем дверь... Я ворвалась в гостиную, осмотрелась. Подняла глаза вверх и застыла – на лестничной площадке в неестественной позе, свесив черноволосую голову на ступеньки, лежал Глеб...

Чьи-то руки выдернули из оцепенения, потянули к двери.

– Охотник в доме, дурочка! Идем.

– Нет!

В мозг хлынула лава, в ушах зашумело, мир завертелся, краски слились. Из груди рычанием выплеснулась боль. Я развернулась, выставила руки вперед, и ударила. Не сдерживая злость, испуг и отчаяние. Разрываемая на куски сожалением и виной.

Я отпустила Глеба на смерть. Не пошла с ним.

В глазах прояснилось, я развернулась и побежала наверх. Не глядя на то, что натворила, не раздумывая.

Упала на колени рядом с другом, схватилась руками за ворот футболки, до треска ткани, но он не пошевелился.

– Вставай! Ну, пожалуйста... Глебушка, родной, поднимайся! – И уже тише, выбившись из сил: – Не бросай меня одну. Слышишь, Измайлов! Вставай!

Лицо друга осталось неподвижным – восковая маска, безжизненная, бледная. А его уже нет... его... нет...

Совсем.

От рыданий болели ребра, живот, голова – все. В мозгу – кровавая каша из воспоминаний, страха, жестоких слов.

«Эти случаи всегда оканчивались бедой...»