Я хочу быть тобой

— Просто закрой глаза и чувствуй.

Я покорно зажмуриваюсь, растворяясь в своих ощущениях.

Теплая, жесткая, немного шероховатая ладонь, упругие кончики пальцев, горячая полна растекающаяся по организму.

В медленно выведенной линии узнаю букву:

— Я…

Он прикасается дальше, мучая и одновременно заставляя задыхаться от удовольствия.

Проваливаюсь все глубже, тону в этих ощущениях. Буквы, которые он выписывает на коже, словно светятся у меня внутри, пылают алым пламенем перед глазами:

— Тебя…

Как же сложно дышать. Я — один сплошной нерв. Оголенный, вибрирующий от каждого касания. Струна, играющая в руках мастера.

— Люблю.

Хочется орать во весь голос, что я его тоже люблю, но не могу и звука произнести. Мне так волнительно, так сладко. Слезы снова льются по щекам. Я уже не пытаюсь их остановить. Мне хорошо.

Чувствую, как прикусывает мочку уха, и горячее дыхание на своей щеке. Открыв глаза, оказываюсь лицом к лицу с Вадимом. В его взгляде обожание, смешанное с восторгом. Любовь.

Я тянусь к нему, ладонями прикасаюсь к слегка небритым щекам, своим лбом утыкаюсь в его и шепчу:

— Спасибо.

Поцелуй полный нежности, взгляд с поволокой, нетерпеливые прикосновения… Хочу его! И он пылает в ответ, но наше с возбуждение вдребезги разбивается о трель телефона. Эту музыку знаем мы оба.

— Черт, — Вадим отпускает меня, откидывается на спинку дивана, дав себе секунду на то, чтобы придти в себя, и тянется за мобильником, — надо ответить.

Надо. Потому что, если не ответить — она будет названивать без перерыва.

Она — это его мать. Валерия Владимировна. Моя любимая теща. Я легко чмокаю его в нос и соскальзываю с дивана:

— Чайник поставлю.

Вадим кивает и с видом истинного страдальца подносит телефон к уху:

— Да мам… Нет, не сплю…Где мне еще быть? Конечно дома.

Все, можно ставить на нем крест. Его маменька звонит редко, но обстоятельно. С подробным допросом: что, где, как, когда, и целым сводом рекомендаций, как поступать в любых жизненных ситуациях.

Он мне как-то сказал: родители у меня одни и самое малое, что я могу для них сделать — это просто выслушать. Поэтому будет с ней разговаривать долго, очень долго, очень-очень долго. Конечно, в итоге все сделает по-своему, но зато Валерия Владимировна после разговора будет счастливой.

Он хороший сын. И отцом будет прекрасным.

Я ухожу на кухню и, слушая его расслабленный голос, начинаю колдовать над вечерним чаем. Хочется чего-то особенного. С мятой, медом и вкусными печеньками. Достаю китайский фарфоровый чайник, который мне привезла Алис, а и две легчайшие, почти прозрачные чашки.

От этого занятия меня отвлекает звонок в видеофон.

Зайка.

Ну вот и потискались. Все против нас.

В шутку ворчу, что никакого покоя в собственном доме нет, а губы сами снова растягиваются в улыбке. Жамкаю на кнопку, запуская племяху в дом, и снова возвращаюсь на кухню.

Нужна третья кружка.

***

— Как прошла встреча с подружкой? — спрашиваю у племянницы, когда та выползает ко мне на кухню.

Наливаю чай, а у самой внутри все ходуном ходит — не могу удержаться и пританцовываю.

Зайка морщится:

— Хорошо все. Поболтали. Посмеялись.

Что-то она совсем не похожа на девочку, которая недавно смеялась. Угрюмая, нахохлившаяся, как воробей с горькими складками вокруг рта

— По тебе и не скажешь, что весело проводила время.

Она устало отмахивается и вздыхает:

— С учебой накладки. Я так старалась, строила планы, как поскорее добиться результата, а из-за одной сволочи они пошли псу под хвост, — смотрит мне в глаза и криво усмехается, — теперь придется подстраиваться под обстоятельства и стараться еще больше.

— Думаю, ты справишься.

— Надеюсь. Зря я что ли столько сил на это положила, чтобы в шаге от заветной цели отступать.

Она такая целеустремлённая, что мне даже на миг становится не по себе. Вроде сидит такая вся маленькая, беспомощная, а в голосе вибрируют стальные нотки.

— Буду держать кулачки, чтобы тебе сопутствовала удача.

— Да-да, держи, — расплывается в улыбке, — удача мне понадобиться.

В этот момент у меня из сырых рук выскальзывает тарелка и со звоном падает на пол, разлетаясь вдребезги.

— Блин, — стою, беспомощно глядя на россыпь осколков, и где-то под ребрами внезапно тянет, укрывая холодным шлейфом. Аж мороз по коже.

Правда ощущение это тут же пропадает, потому что вслед за грохотом на кухне появляется Вадим:

— Что у вас тут?

Сглатываю, отгоняя от себя странную тень, на миг заслонившую свет, и указываю на пол:

— Вот, полюбуйся. Твоя жена — кляча разбила любимую тарелку.

— На счастье, — тут же произносит он.

Узел в груди ослабевает. Я могу выдохнуть и даже улыбнуться, хотя губы нервно дергаются. Кажется, я даже готова пореветь из-за такой нелепой потери, но беру себя в руки:

— Не ходи здесь. Порежешься. Я сейчас уберу.

— Садись уж, — хмыкает он, — и без тебя все уберется.

Я пытаюсь возражать, но муж не слушает. Отправляет меня за стол, а сам начинает наводить порядок. Зайка тут же вызывается ему помочь:

— Да-да. Сиди, Мил! Тебе нельзя лишний раз наклоняться. Мы сами все уберем! — вскакивает со своего места и, опустившись рядом с Вадимом, тоже начинает подбирать осколки.