Я хочу стать Вампиром…

— Вряд ли мне еще есть, что от тебя скрывать. — С этими словами Эфрат сбросила на пол черный шелковый халат, открыв лучам тусклого света мраморно-белую кожу, которую одни фотографы считали эталоном красоты, а другие называли болезненной бледностью. Последних она считала слабаками, кто не годился даже на аперитив. С методичностью скульптора Эфрат подчеркивала изгибы своего тела гладким шелковым бельем, до времени прятавшим ее от посторонних взоров. Она была высокой, очень высокой по мнению некоторых, и болезненно худой по мнению других. Сама же Эфрат придерживалась мнения, что самое толстой частью ее тела должны быть ресницы. И с высоты чуть больше пяти фунтов ей было абсолютно все равно на чье бы то ни было мнение, кроме собственного.

— Все равно нравится. Я думаю, сегодня это будет преобладающим мнением среди гостей. — Шири подошла к Эфрат, чтобы помочь ей застегнуть пуговицы на спине, — платье не предназначалось для самостоятельных леди.

— У нас есть еще пара часов, чтобы насладиться компанией друг друга, пока мои трудолюбивые помощники готовят все к приезду гостей, — ответила Эфрат. Затем она подошла к туалетному столику, и открыла стоящую на нем шкатулку. По комнате поплыла тихая мелодия. Эфрат достала из шкатулку тонкую нитку жемчуга и этим закончила приготовления.

Держась за руки, девушки прошли комнату, где днем спали Шири и Гедалья. Оттуда они попали к широкой парадной лестнице. При свете дня все выглядело иначе и теперь можно было как следует разглядеть детали. Оказалось, что дом разделен на два крыла, в каждое из которых вел свой лестничный марш, но куда бы вам ни случилось повернуть, вы неизбежно встретитесь со взглядом хозяйки. Она взирала на каждого вошедшего в дом с портрета, что висел ровно по центру между двумя лестницами.

Шири спустилась первой, чтобы рассмотреть портрет и заодно успеть подать руку шедшей за ней Эфрат, которой ввиду невообразимо высоких каблуков требовалось явно больше времени.

— Когда был написан этот портрет?

— Где в середине прошлого века, я не помню точно. Он путешествует со мной все то время, что я живу в центральной Европе.

— А где ты жила до этого?

— Там, где нет переписи населения, — рассмеялась Эфрат, снова вкладывая руку в руку Шири, чтобы сойти с личных небес на общую землю. — Он был написан в Италии мастером, чье имя никто и никогда не узнает.

— Он стал одним из нас?

— Понятия не имею, но не сказала бы, что его хозяин отличался особой сентиментальностью.

— Мужчина?

— Италия… — пожала плечами Эфрат. — Кому какое дело.

— Если придется, я заберу его с собой, повешу в спальне и буду разговаривать с тобой каждую ночь.

— Главное, не забывай время от времени приводить туда кого-нибудь, а то я поблекну, утрачу всю привлекательность и начну высказывать недовольство.

— Об этом можешь не беспокоиться, лакомства хватит на всех, — Шири улыбнулась.

Еще какое-то время они стояли возле портрета, пока откуда-то из дальних комнат не послышались звуки музыки, тихие валящиеся один в другой шепот фортепианных клавиш.

Окруженные теплым светом свечей девушки спустились в холл, а оттуда последовали за мелодией, отчего-то казавшейся Эфрат знакомой.

— Я знаю эту музыку, — сказала она.

— Это любимая музыка Гедальи.

Эфрат ничего не ответила на это. Они молча зашли в комнату, где за черным, как и все вокруг, фортепиано сидел Гедалья и, казалось, не замечал их присутствия. Не сразу, но Эфрат начала узнавать мелодию, и наконец узнала.

With your arms spread on the floor

You try to forget your life of yore

You are waiting for a better day

When you can ignore the things they say

And your fear is taking over again

The fight and struggle was all in vain

And the stars cannot light the way

To the place where you are today1

Низкий карамельный голос Эфрат звучал очень тихо, но был громче всех прочих звуков. Cама она не знала об этом, как когда-то не ведала о том, что где бы она ни появилась, все взгляды будут прикованы к ней, и всякий, с кем она встретится глазами, будет ждать возможности исполнить любое ее желание. По счастью, желаний у нее было не так много.

— Почему ты так любишь крек? — поинтересовалась Шири.

— Не знаю. — Эфрат и правда не знала. А может быть, хотела так думать. — А у тебя есть крек?

— Вы наверняка это уже обсуждали. — Гедалья наконец отвернулся от фортепиано и теперь смотрел на них.

— Да, было такое. Но на сегодня наше время подошло к концу, пора встречать гостей. Как только Эфрат произнесла последние слова, они услышали звук открывающихся дверей и звонкий смех первых прибывших. Приятного аппетита.