Я хочу вернуться туда…

И Чонсу пришлось обо всем рассказать. Как они заняли деньги, как он снимался ради этих же самых денег… По мере продолжения рассказа Оливия все сильнее зажимала рот рукой, а глаза ее стали непомерно широкими.

– Позвонить в полицию, – как только кончился рассказ, сказала Оливия. – Нужно позвонить…

– Они его убьют, – покачал головой Чонсу.

В кафе настала абсолютная тишина. Минкё всегда был самонадеян и переоценивал свои силы если не втрое, то вдвое уж точно. Он не выберется. Что же делать? Чонсу вспомнились все те года, которые они были вместе. Он бы и не смог представить себя без Минкё. Он был ему братом. Нет, больше, чем брат. Он был ему самым настоящим Другом. А мечтам… Мечтам свойственно разбиваться.

– Сегодня, – глухо сказал он.

– Что? – спросила притихшая Оливия.

– Сегодня я сожгу свою мечту.

– Нет!.. Это же твое кафе!

Чонсу уже не слышал ее. Он встал и начал медленно и без цели ходить по главному залу. Зашел на кухню. Провел рукой по печке. Подошел к стене. Посмотрел на Чхун Хян. Теперь казалось, что она сочувственно смотрит именно на него. Он не понимал рисунков Минкё. Но именно сейчас они казались ему самыми красивыми. Каждая вещь здесь была наполнена воспоминаниями. О каждой можно было рассказать какую-то историю, хотя они и пробыли здесь всего лишь год. Всего лишь год…

Под конец Чонсу зашел на второй этаж собрать все нужные вещи его друга и свои. Не так уж много их оказалось. Решив, что Минкё обойдется без всех своих кремов, которые он специально выписывал из Кореи, Чонсу понял, что нести ему придется не так уж много. Денег должно хватить на первое время. За последний месяц выручка прибавилась. Вдруг по его щеке скатилась капля. Неужели?.. Вторая… Совсем не время. Чонсу утерся рукавом рубашки и спустился обратно на первый этаж.

Оливия ждала его, растерявшаяся, совсем не знающая, что делать.

– Пойдем, – глухим голосом позвал ее Чонсу.

Он зашел на кухню и взял зажигалку, ту, что принадлежала Майклу. Он уже полгода старался бросить курить, но все это было бесполезно. Если только Джен поможет ему в этом нелегком деле. Оливия все еще стояла, глядя на Чонсу и не веря, что все, что происходит – правда. Чонсу взял ее за руку и потянул к выходу. Она упиралась.

– Я не хочу так! – крикнула она. – Мы же еще можем что-то сделать!

Чонсу взглянул на нее. Она, правда, верила… Он снова покачал головой и вывел ее на улицу. Нужны дрова… Он забежал обратно за парой стульев. Сломав их, он поджог сухое дерево, которое тут же весело затрещало, разливая пожирающий свет. На улице стояла тихая ночь. Не было ни одной живой души. Он разбил окна и в них кидал загоревшееся то, что еще полчаса назад было стульями. Оливия смотрела на все это, и слезы катились у нее из глаз. Затем она тоже схватила одну головешку и бросила ее внутрь здания через разбитые окна.

Чонсу чувствовал, что сейчас рассмеется. Не тем, заливистым смехом, что был иногда, а смехом полным горечи и сожалений. Закончив бросать деревяшки, он отошел от здания и просто наблюдал, как рушится и сгорает его мечта. Смотрел, как дым уходит в ночное небо, унося с собой все мысли, все надежды и мечты туда, в недоступную вершину. Оливия подошла к нему. Она взяла его за руку. Так было легче. Она тоже смотрела, как сгорает здание. Смотрела и беззвучно плакала, хотя и не понимала, что значило для Чонсу это здание…

Пожарная машина приехала только, когда уже нельзя было ничего спасти, а черные обуглившиеся окна безжизненно смотрели на улицу, где уже глазели на это все первые прохожие. К тому времени там уже не было ни Чонсу, ни Оливии.

Снова зазвонил телефон. Эта мелодия уже совсем надоела Минкё, но он ничего не мог поделать, потому что продолжал лежать на полу, смотря в эту пустую стену. Он наплевал на себя. Он только не хотел, чтобы Чонсу уничтожил свою мечту. Речь на китайском. Он ничего не понимает. Он только не хочет этого всего.

– Ну что, – обратился к нему все тот же человек. – Все закончилось. И нам хорошо, и вам, не правда ли?

Именно сейчас Минкё захотелось врезать этому человеку, лица которого он даже не видел. Он почувствовал, как на его голову надевают мешок. Руки ему не развязали, но дали свободу ногам. Он попытался встать, но тут же упал. Некоторое время пришлось растирать затекшие ноги. Наконец его вывели из здания, которое он не видел и никогда не увидит. На нижних этажах пахло китайской едой. Его толкнули в машину. Мешок на голове так и болтался. Он слышал, как что-то тихо говорят на китайском, как шуршат колеса машины, как им сигналят, и водитель сигналит в ответ…