«Я ходил за линию фронта»

Один раз меня чуть не подвел ТТ. Во время наступления на Берлин наша разведрота оказалась в одном городке, где шли преимущественно танковые бои, пехоты там почти не было. Нам, разведчикам, была поставлена такая задача: выяснить, где находятся немецкие танки, и разведать пути для скрытного подхода к ним наших танков. В одном месте мы с товарищем обнаружили один немецкий танк, незаметно подвели к нему наш, который его и поджег. Из загоревшегося танка выскочил один немецкий танкист, который попытался спрятаться в доме, но мы его взяли в плен и отвели к начальнику разведки. Немец был необычный: высокий, интеллигентного вида и не в танкистской форме, а в кожаном пальто, но в шлемофоне. Видно было, что это офицер, причем высокого звания. Наш начальник разведки пытался его допросить, а тот заладил: «Я ничего не знаю. Я не солдат, я фольксштурмист». Мы, конечно, не поверили, а тот больше ничего не говорит. Что делать? Каждый человек на счету, девать пленного некуда. Начальник разведки приказал мне: «Выведи его и…» Вывел я его во дворик, там такой тупичок был. Он все сразу понял и начал кричать на немецком: «Я офицер! офицер!» Я нажимаю на спусковой крючок ТТ, а выстрела нет. Он увидел, что у меня заминка, и бросился на меня… Я успел понять, в чем дело: у ТТ иногда не до конца отходили подвижные части, и если рукой не подтолкнуть их, то выстрела не будет. Я успел… Когда немец уже навалился на меня, я выстрелил. Сразу после этого «ТТ» я выбросил и взял себе немецкий пистолет.

— Был в вашей роте какой-нибудь ритуал «о принятии в разведчики»?

— Никаких ритуалов у нас не было. Тем удивительнее мне слушать о нравах в современной армии, обо всех этих разделениях на «стариков» и «молодых». У нас на фронте, да и в послевоенное время, ничего подобного не было. «Старики», т. е. опытные и заслуженные воины, некоторые из которых отслужили по 5–7 лет, не только не ставили себя выше других, но и всячески старались помочь молодым солдатам во всем, стремились воспитать себе достойную замену. Конечно, надо учитывать, что разведчики особая каста. Тут для успешного выполнения задания просто необходимо быть полностью уверенным в своих товарищах. Уверенность в них придает и спокойствие, и смелость. Отношения у нас в разведроте были прекрасные.

— Вы хорошо помните ваш первый бой?

— Это было на Северском Донце. Мы попали в дивизию в период после окончания Сталинградской битвы, и почти сразу нас перебросили под Купянск, это узловая станция в Харьковской области. Там мы стояли во втором эшелоне и вели интенсивную боевую учебу. Костяк разведроты состоял из опытных разведчиков, но они и сами продолжали тренироваться, и нас обучали вести разведку на переднем крае, установлению засад, преодолению препятствий, захвату «языков» и многому другому. К моменту начала боев мы уже были хорошо подготовлены.

Упор в обучении делался на том, что нам действительно понадобится в реальном бою. Ничего лишнего. Зато искусство маскировки, проведение ночного «поиска», форсирование водных препятствий, рукопашный бой и многое другое мы изучали досконально. Даже как-то к нам приехали обучить использованию снаряжения, необходимого для форсирования рек, показывали бесшумное оружие, но в боевой обстановке мы это снаряжение, конечно, так ни разу и не увидели.

В бои мы вступили в июне 1943-го, а уже 17 июля перешли в наступление. Обычно в поиск у нас ходила группа из 12 человек, четверо — группа захвата, и по группе прикрытия с обеих сторон. В первый мой выход меня назначили в группу прикрытия. Я, конечно, сильно волновался. В тот раз нас обнаружили, обстреляли, но вернулись мы без потерь.

Еще из тех боев мне запомнился такой случай. Мы организовали засаду на нейтральной полосе, в расчете захватить сапера или связиста. Ждем. Слышим, в сторонке кто-то ползет. Что делать? Один из наших бросил туда гранату, завязалась перестрелка. Естественно, что немцы начали обстреливать «нейтралку» из пулеметов и минометов. Мы начали отход, но из двенадцати разведчиков до наших окопов добежало только семеро… И что же выяснилось потом? Оказалось, что рядом работали саперы, просто наши командиры проявили халатность и не согласовали одновременные действия саперов и разведчиков. Командиром той группы был сержант Храпов, и поэтому тот случай стал называться у нас «храповское побоище». А наших раненых и убитых мы, конечно, всех вытащили.

— Насколько этот случай характерен?

— Такая ошибка была у нас в первый и последний раз. Думаю, что и наше командование, и командиры саперов списали потери на бой с немцами.

— Сколько раз вы ходили в «поиск» и сколько на вашем счету языков?