Я - хороший!

Дочь промолчала. Вид бурлящей горной реки пробудил в ней воспоминания той поры в родной деревне, когда она была маленькой девочкой, а мама молодой и красивой женщиной. От этого её настроение испортилось. Стало нестерпимо грустно. Ведь все это время пролетело как один миг…

Той весной ледоход был особенно страшным. Ломал и крушил все на своём пути. На берега повыносило много разного мусора, стволы поваленных деревьев, огромные глыбы льда. Вода текла по всем улицам. Без резиновых сапог даже до сарая невозможно дойти — кругом вода. Иной раз приходилось по заборам продвигаться.

То ли паводковой водой открыло калитку, то ли сами забыли запереть на щеколду, но так случилось, что беременная овечка сбежала из сарая, каким-то образом очутилась на той стороне речки, и там, вдобавок, объягнилась. Чудо, и только. Как ее теперь оттуда достать? Как привести домой?

Когда кто-то из деревенских сообщил об этой находке, мама, надев на себя огромные болотные сапоги, выбежала из дома. От детской непосредственности и природного любопытства и она вышла из дома за мамой. Вот она, ее мамочка, бежит к речке. Такая молодая, красивая и проворная. Волосы развеваются на ветру, в них нет еще ни пряди серебра. Она пошла за ней.

Что стало поводом для тревоги у маленькой девочки: то ли безостановочно блеющая овечка на том берегу, то ли удивительное превращение маленького ручейка в полноводную темную реку, то ли мама, стоящая у мостков в нерешительности ломая руки?!

— Мама! — Звонкий, тревожный девчачий голос раздался вдоль реки. — Я боюсь, не вздумай перебираться на ту сторону!

— Ягненка ведь жалко, доченька! Если не забрать, то умрет от холода там… Что будет — то будет. С божьей помощью, я пошла…

Стоящая на берегу девчонка, крепко зажмурив глаза, поняла в тот миг, как могут нестерпимо долго тянуться секунды и минуты… А когда мама, завернув маленького барашка в полы пальто, вновь шагнула на шаткие мостки, девочка снова «умерла-воскресла» от страха.

В это время овечка, носящаяся вдоль берега и блеющая беспрестанно, поняв, что её дитё забрали, сделала стремительную попытку прыгнуть в реку.

— Ох уж, эти мамы… Ради ребёнка готовы в ледяную воду прыгнуть… — мама остановилась на полпути и, нежным, тихим голосом, начала успокаивать овечку. Поцокала языком. — — Иди сюда, стой здесь, душенька, подожди… Сейчас я отнесу твоего барашка и вернусь за тобой! Не прыгай в воду — сгинешь, и оставишь сиротой своё дитё…

Будто подействовал голос мамы: овечка не перестала блеять, но от мостков уже не отходила. Мама сначала вручила барашка дочери, затем вернулась к овечке, второй раз по этим шатким мосткам. Одним движением вскинула её на свои хрупкие плечи и повернула назад.

Какое там расстояние? Пусть будет пятнадцать-двадцать шагов… Это когда девочка станет взрослеть — поймёт, насколько длинны и коротки километры. А сейчас она в волнении стояла на грязном берегу в ожидании мамы, которая продвигалась по шатким и скользким мосткам, стараясь не смотреть на воду, переставляя потихоньку ноги. Как долго тянется время! Как трудно даются шаги… Как неспокойно ведёт себя на плечах овечка… Как страшно гудит вода под ногами, почти задевая темной, бурлящей гривой шаткие дощечки мостков…

Если девочка снова зажмурит глаза, как в первый раз, то ей кажется, что мама исчезнет и она останется одна на всём белом свете с этим ягненком на руках. От таких мыслей, не понимая что делает, девочка кладёт барашка на землю, делает шаг в сторону мостков. Видимо, страх потерять единственного родного человека был сильнее чувства безопасности, она ступает ногами на скользкую трубу вначале мостков. Шаг, другой, третий…

В эту секунду она сначала услышала тихий, но внятный стон: «Не вхо-о-оди!», затем увидела побелевшее лицо матери, перевела взгляд под ноги. Под ногами завораживающе текла мутная, темная и грязная вода. Она и приняла в свои объятия упавшую от головокружения девочку…

…Оказывается, берега той реки сделаны из облаков. Эти облака похожи на кудрявую шерсть ягненка. И пахнут также. Ещё умеют говорить, повторяют слова мамы: «Ох уж, эти мамы… Ради ребёнка готовы в ледяную воду прыгнуть…». А девочка им отвечает: «Если надо будет, я ради мамы тоже прыгну в воду и в огонь войду!» Она снова и снова шепчет эти слова. И кажется, что этот шёпот эхом бьется об шерстяные облачные берега…

Потом деревенский люд удивлялся: «Вы не только сами, но и ваши овечки родились в рубашках…» А у неё почему-то в этот момент вертелся в голове только один вопрос: «Как же эта овечка перебралась на тот берег до того, как объягнилась?»

Вот и сейчас, когда она смотрела на гладкие и скользкие камни горной реки, посетила мысль: «Как же эта овечка перебралась на тот берег до того, как объягнилась?»

— Доченька, — прервала воспоминания дочери пожилая женщина. — Зятёк, наверное, потерял нас. Пойдём обратно!

— Да, мамочка. Пойдем! Вот сейчас дойдём до тропинки, а затем я тебя возьму на спину и понесу на горку до машины, не хочу, чтобы твои ноги нагружались.